Во всем виновата текила
Шрифт:
К концу ужина я надеялась, что он забыл о поступившем ранее предложении, но не тут-то было. Мы убирали посуду со стола, и прежде, чем я успела слинять, он остановил меня.
– Готова показать свои работы?
– Ох. Эм-м...
Я вытаращила глаза, что вызвало у него громкий смех. Я представила, что он не только играет на гитаре, звуки которой иногда доносились сквозь стены, но и поет. Не может быть, чтобы у парня был такой мелодичный смех, и он не умел петь. Глубокий древесный запах заполнил комнату и наполнил мою грудь
– Не переживай. Если не хочешь, можешь не показывать.
– Обычно я никому не показываю свои работы, а тебе вроде как не оставили выбора, и ты не обязан делать то, чего не хочешь. Тем более у тебя есть планы.
– У меня есть время. Кроме того, мне интересно. И теперь мы одна семья, верно?
– пошутил он.
Я не нуждалась в подобного рода напоминания, потому что в данный момент задавалась вопросом, как будет звучать его смех, если я прижмусь ухом к его груди.
Я колебалась, в голове прокручивалось множество вариантов. Что, если он высмеет и возненавидит мои работы? Начнёт смеяться надо мной? Попытается успокоить и притворится, что ему понравились мои рисунки, хотя на самом деле думает, что они отстойные, а потом начнёт смеяться у меня за спиной?
Но затем он улыбнулся и сократил расстояние между нами, с каждым шагом возвышаясь надо мной. Сомнения исчезли, и я пошла у него на поводу. Прежде чем предоставился шанс передумать пробормотала:
– Конечно.
– Прелестно.
Я рассмеялась, качая головой от его энтузиазма.
Пытаясь успокоиться и вести себя так же непринужденно, как и он, я повернулась и направилась к своей комнате. К тому времени, как мы переступили порог спальни, мои ноги дрожали, дыхание участилось.
Успокойся. Успокойся.
– Блин, у тебя отличная комната, - сказал он, оглядываясь вокруг.
Я вспомнила, как впервые оказавшись в квартире, попросила эту комнату. Мама не поняла моего желания, потому что всю стену занимало огромное окно, не оставляя места для шкафа. Ей не понять. Она не замечала естественного света, льющегося в окна со всех сторон. Её интересовало только, куда мы поставим мою кровать и огромный рабочий стол.
Но Паркер все понял.
– Готов поспорить, что утром ты с трудом покидаешь это место.
– Почему ты так думаешь?
– Утренний свет, проникающий через окна, должен быть вдохновляющим.
Неторопливо я улыбаюсь ему. Меня снова охватывает ощущение, что я дома.
– Да, ты прав, - тихо соглашаюсь я.
– Именно в это время у меня получаются лучшие работы.
Он отвернулся от картины, висевшей на стене, и улыбнулся. В этот момент я поняла, что, возможно, мы с Паркером не такие уж и разные. Да, он более общительный, чем я, но уверенна, что нам в равной степени не хватает понимания. Не многие люди понимали своеобразные особенности творческой личности.
– Что это?
–
Я резко обернулась, готовая обнаружить кучу своих лифчиков или чего-то подобного.
Ещё хуже.
Стопка блокнотов загромождала мою тумбочку. Если я думала, что рисунки могут слишком много рассказать о моем внутреннем мире, то это было ничто по сравнению с той беззащитностью, которая переполняла меня при мысли о том, что он прочтет мои записи и стихи.
– Ох, просто кое-какие записи, - отмахнулась я, пытаясь выглядеть беспечной.
– Интересно, - сказал он, проходя мимо меня к куче бумаг.
Я приложила неимоверные усилия, чтобы не шлепнуть рукой по стопке, когда он провел пальцем по корешку верхнего блокнота.
– Можно?
Нет. Черт возьми, нет.
– Эм, конечно.
Стоп. Что?
Я перестала дышать, кровь прилила к ушам, пока он перелистывал страницы. Возможно, если я потеряю сознание от нехватки кислорода, то избавлю себя от наблюдения за тем, что он просматривает мои записи.
– Ты смотришь на меня, но не видишь. Ты слышишь меня, но не слушаешь. Зачем существовать, если настоящая я - оболочка человека, которого ты на самом деле хотел?
Мое тело превратилось в один живой, вибрирующий импульс, когда я услышала написанное мной в его исполнении. Вот и все. Я готова была вырубиться и сделать все в сто раз хуже.
Он перевернул еще несколько страниц, а я замерла, словно статуя.
– Ты должна писать песни, - наконец сказал он.
– Что?
– пропищала я.
– Да. Твои тексты потрясающие. Я бы мог написать к ним музыку. Я уже слышу это в своей голове.
Он покачивал головой в такт мелодии, которую слышал только он.
– О. Я никогда не думала об этом. Это просто писанина. Ничего особенного.
– Нет.
– Он покачал головой и посмотрел на меня, и в отличие от обвинения в стихотворении, он определенно увидел именно меня.
– Они великолепны.
Трепет распространился вверх по моей груди и к горлу. Мускул на щеке дернулся, но я была настолько шокирована и охвачена благоговением от его комплимента, что не могла даже изобразить улыбку.
Очевидно, он не испытывал таких проблем, как я. Он одарил меня такой заразительной улыбкой, и я не смогла не улыбнуться в ответ.
– Спасибо.
Он открыл было рот, но резкий звонок телефона разрушил момент. Он закрыл альбом и аккуратно положил его на место, доставая телефон из кармана.
– Это Эш. Я ждал его звонка.
– Понятно.
– До встречи.
– Ага.
Кивнув головой и неловко помахав рукой, он ушел.
Не знаю, как долго я рассматривала свой маленький мирок его глазами, но, когда плюхнулась на кровать, испытывала больше уверенности, чем когда-либо.
Паркер Каллахан появился в моей жизни всего несколько месяцев назад и уже менял её.