Водитель трамвая
Шрифт:
Ругань. Вот главное из того что мне запомнилось.
Ругань. Бесконечная как вращение Земли. Всех со всеми. По любым поводам.
Люди, работающие в депо по двадцать-тридцать лет, просто уже не реагируют на это. Не замечают. За проведённое на трамвае время это превратилось для них в норму. Видимо поэтому и ко мне с моими ядерными взрывами истерик и негодования относились совершенно не так как отнеслись бы в других местах. Более цивилизованных. Даже моё поведение наверняка являлось для них почти нормой. Может чуть более экстравагантной. Молодая прыть. Пусть орёт. Главное — никого не сбивает и в аварии не попадает. Так — я уверен на миллион процентов — рассуждали и в отделе БД и в отделе эксплуатации. А бодаться с этими двумя отделами не взялся бы ни один начальник конечной станции. Наоборот — я убеждён — мои свары и борьба с пережитками «так и недоразвитого социализма» изрядно забавляли чиновников из этих
«Это чтобы им жизнь сахаром не казалась» — наверняка думали они про себя.
— В аварии он попадает? — спрашивали они какую-нибудь губастую Хромовичёву приходившую к ним с жалобами на жлоба Бушуева, устроившего давеча демонстрацию вокальных возможностей на конечной станции на улице Черепанова. — Людей сбивает?
— Нет, — тускло нахохлившись, мямлила жертва борьбы за права краснокожих.
— Тогда какие к нему могут быть претензии? Работать не хочет? Так никто из молодых никогда работать не хочет. Вы себя вспомните в этом возрасте. Небось одни кавалеры да амуры на уме были? А нынешняя молодёжь, чем отличается? И если мы извините, будем увольнять только из-за того что кто-то где-то повысил голос, то у нас работать будет некому. А старички не сегодня — завтра на пенсию выйдут. И чего мы тогда с вами делать будем? Без омоложения коллектива? Кого на конкурс молодых водителей посылать станем? Приезжих из Луганска? Так что извините… терпите. Не хотите с ним общаться — не общайтесь. Благо он не на вашем маршруте. А и был бы на вашем — перевели бы на другой. Вот и всё. Он за три года не совершил ни одного наезда на пешехода, ни одной аварии по его вине, ни одного схода с рельс ни одного обрыва контактного провода… А ваши эмоции тут ни при чём. Работает он хорошо. Вам ясно? Вы свободны…
Кстати, рассказывая о кадрах я как-то совсем упустил личности наших «маршрутчиков». Тех, кто возил нас по ночам в депо и обратно. А о данных перцах у меня тоже найдётся несколько слов. Думаете, это были нормальные люди в традиционном понимании этого слова? Увы… вынужден и здесь вас расстроить. Но давайте по порядку. Их — наших водителей маршрута было двое. Лёша и Вова. Так их и звали. Обоим натикало крепко за сорок. Впрочем Вова оказался и того старше. Я бы ему дал лет этак пятьдесят. Или может он просто так плохо выглядел.
Леша ездил по расписанию. Практически не опаздывая. Ни с кем не спорил, ни во что не лез. Больше, пожалуй, о нём и сказать-то нечего. Обычный тучный мужик. Работяга. Скорее всего, потомственный. Вова — совсем другое дело.
Вова всегда опаздывал. Например, стоишь, ждёшь его ночью в 3 15 в положенном месте, а эта сволочь приедет в полчетвёртого. Проспал, видите ли. После второго рейса из депо, когда они развозили водителей по домам, у них появлялся часок-другой. Вот они и спали где-нибудь у обочины, сложив головушку на руль. Потом будильник срабатывал, голова просыпалась. Снова наступала пора крутить баранку. Теперь водителей он уже собирал и вёз в депо. Потом ещё один круг. И работа закончена. Работали наши «маршрутчики» ночь через ночь.
Обнаружив вдруг, что он проспал, Вова нёсся как ненормальный, пугая гаишников. Ведь вся вина за сорванный выпуск в таком случае целиком и полностью ложилась на его плечи. А не привезти к 3. 50 утра целую охапку водителей, означало полный срыв. Тут никакими дежурными не обойдёшься. Ведь дежурило чаще всего человека два — три. А с первым маршрутом должно было прибывать человек пятнадцать. Хотя срывы всё равно случались.
Дело в следующем: никогда — ни разу! — за всё время моей работы ни Лёша, ни Вова не взяли нормальный автобус для перевозки. Ни разу. Они оба всегда брали исключительно автобус «Лиаз». Тот самый — старый-престарый. Помните ту его доперестроечную конструкцию? Он ещё, когда поднимался в гору, грозился развалиться на части и злобно пыхтел. Вспомнили? Вот именно на таких «Лиазах» и доставляли несчастных водителей трамваев на работу. И развозили с работы тоже. Хотя в автобусном парке им — «маршрутчикам» предлагали современный и быстроходный «Икарус». Это конечно тоже не «Мерседес», но с «Лиазом» согласитесь, не идёт ни в какое сравнение. Почему они так поступали? А вы ещё не догадались? Правильно — бензин. Верховный бог олигархов и водителей ночных «маршрутов». Они сливали бензин после рабочей ночи. Вот в этом Лёша и Вова оказались исключительно единодушны. Несмотря на некоторое различие в характерах. Именно потому эта мразь Вова (опять же позвольте мне называть вещи своими именами) никогда не включал отопление в салоне. Даже в морозы. Бензинчик экономил гнида. Именно поэтому он недовольно сопел и обещал обратиться к нашему начальству по поводу совершённых нами — водителями — ночью нагонов. К примеру, если я официально должен закончить работу в час ночи, стало быть, я поеду с большинством в час сорок. А если я
Ходил Вова всегда в шапке ушанке. И похож был на Печкина. Только с кривым носом. И Лёша, и Вова являлись бывшими водителями автобуса.
— Я одному парню как-то ногу переехал задним колесом, — рассказывал мне Вова доверительно, — я тогда с женой разводился. Весь был издёрганный. Представляешь? Я и не заметил, как у этого мудака авоська на поручень намоталась. Думал-то о другом. Ну и чего? Он рванул её и поскользнулся. А я в этот момент тронулся. Ну и проехал колесом ему по стопе.
— А дальше? — поинтересовался я.
— Стопе пиздец, — хрипло рассмеялся Вова. В темноте его лицо почему-то всегда казалось мне жутким и зловещим. Как у старого рецидивиста, повидавшего на своём веку многое. — А мне повестка в суд. И условный срок. Вот так-то. А ты думаешь здесь на транспорте рай? Хрен — то! Держи карман шире. И не считай ворон на линии. И осудят и повесят всё сразу только на тебя! Будь уверен. Начальнички всегда свои тёплые жопы прикроют. И ни один из них никогда не впряжётся за тебя. Хоть ты сгинь. Мне, например, после такого на линию возвращаться вообще не охота было.
В другой раз он мне поведал, как сгорел его автобус.
— Он сперва у меня задымил. А была зима — как сейчас. Я пошёл на улицу набрал снега. И бросил его на горящие элементы. Как тут всё искрануло! Как пламя разгорелось! Я только выбежать успел. Когда пожарники приехали, тут и тушить было нечего.
Ломался автобус у Вовы не только в пору его работы на линии. Несколько раз он ломался, когда Вова развозил нас по домам после вечерней смены. Вот это вообще была подстава. Добирайся до дома как можешь. Поэтому в вечернюю смену я всегда имел с собой определённую сумму, дабы если маршрутный «Лиаз» сломается хоть добраться до дома на частнике. Да и в утренние смены бывало, Вовин автобус до депо не доезжал. Вставал где-нибудь на дороге. В такие моменты он заходил в салон, чертыхался, поднимал какой-то люк в полу и ковырялся там. Толку это не приносило. Выпуск срывался. В депо Вову материли за жадность и бензиновые махинации (они ведь не дураки — если я знал об этом, то они и подавно) но вот сделать ничего с «маршрутчиками» не могли. И последние с упорством Ломоносова снова и снова брали полуразваленные «Лиазы». Одни раз только я помню, когда мы сумели добраться до дома на сломанном «Лиазе». Мы ехали на втором «маршруте» — в час сорок, и где-то в районе Живописной улицы наш грёбаный «Лиаз» раскорячился. Вова вошёл в салон в своей ушанке с приподнятыми ушами, со своим кривым носом и матерщиной застрявшей в зубах, привычно задрал люк в центре пола и «занялся делом». Я уж подумал, дескать, всё, пора выходить из драндулета и ловить попутку, как вдруг ушанка вернулась на поверхность пола. Следом показалась испачканная голова неприятной наружности. Затем замызганные чем-то чёрным руки.
— Нормально! — провозгласил радостно Вова. — Докатимся!
— Да с тобой докатишься! — ответило ему сразу несколько недовольных полусонных голосов.
— Докатимся-докатимся! — решительно повторил он, вытирая руки носовым платком в горошек. — Только нужно чтобы кто-то вручную переключал коробку передач.
— Да ты совсем охуел! — заявила ему одна дама с двадцать восьмого маршрута.
— Ну как всегда! — воскликнул водитель по фамилии Кудинов, пузатый дядька пятидесяти с небольшим лет но очень неплохой.
Он работал на трамвае уже больше двадцати пяти лет. Сначала в Апаковском депо потом перешёл к нам. Мне он всегда нравился. Деловой, разбирающийся в технике и почти всегда громко разговаривающий. Таким я его запомнил.
— Почему как всегда? — переспросил Вова. — Как иногда. Недавно ведь так ехали! И сейчас доедем.
— Ладно, — проговорил Кудинов, — шлёпай за штурвал, я попереключаю.
Как я понял из ихнего диалога, данный спектакль уже имел место. Так и ехали. Вова периодически поворачивал свою кривоносую физиономию и орал через стекло, когда следовало переключать. Кудинов, стоя на коленях, лез рукой в страшную ревущую бездну в полу и чего-то там отщёлкивал.