Водный Лабиринт
Шрифт:
Маленький ресторанчик был полон местной публики и туристов, забредших сюда случайно. За стойкой, уставленной закусками, толпились любители пропустить стаканчик вина. Подбор фотографий и плакатов на стенах был довольно неожиданным, но это только прибавляло шарма — городская футбольная команда сезона шестьдесят пятого-шестьдесят шестого годов, старая реклама фотоаппарата «Лейка», Сартр в круглых очках и с трубкой во рту, британская королева в красной шляпке и спортивном костюме. С потолка свешивались медные кастрюли. Хозяйка, низенькая женщина, властным голосом отдавала команды официантам.
Мирелла увидела Афдеру и Кронауэра, водрузила очки себе на лоб,
— Дай обнять тебя, звездочка моя! Как печально, что твоя бабушка ушла от нас.
— Спасибо, что вспомнила о ней. Это Макс, мой друг, любитель всяких ужасов и городских легенд, — широко улыбнулась девушка.
— Потрясающе! У меня есть чудесная история. Все было на самом деле! Это так же верно, как и то, что все мы сейчас находимся здесь. Я расскажу ее, а потом мы выпьем по-венециански, — объявила хозяйка, разливая белое вино по трем бокалам. — Итак, Бьязио был луганегером, колбасником. Он приехал из Карнии — это во Фриули — и обосновался в Венеции. В официальных списках казненных было отмечено, что этот загадочный персонаж готовил отличное сгваццетто, мясное блюдо, которое мы здесь очень любим. Секрет же был в том, что этот трактирщик добавлял туда человеческое мясо. В его трактире обедал один лодочник, который обнаружил у себя в тарелке кусок пальца с ногтем. Бьязио изобличили и приговорили к мучительной смерти. Его привязали к хвосту коня, долго возили по городу, а потом отрубили руки и голову. Дом его снесли до основания и нашли там сорок трупов.
— Какова мораль этой истории? — спросил Макс. — Я знаю, итальянцы обожают извлекать из всего мораль.
— Ты прав. Мораль вот в чем. Не спрашивайте, из чего сделаны эти польпеттине. Ешьте, а потом получите спагетти с чернилами каракатицы, — громко рассмеялась Мирелла.
Затем она призвала всех присутствующих к молчанию, подняла свой бокал и произнесла тост по-венециански, в стиле XV века:
— Кто много пьет, хорошо спит. Кто хорошо спит, тот ни о чем не думает. Кто ни о чем не думает, тот не делает плохого. Кто не делает плохого, тот попадает в рай. Пей много и попадешь в рай.
— Ваше здоровье! — хором откликнулись посетители.
За обедом Афдера поведала Кронауэру о книге, которую она отвезла в фонд Хельсинга, рассказала, какое значение может иметь этот манускрипт для судеб христианства, следовательно, и католической церкви.
— Моя бабушка завещала мне восстановить доброе имя Иуды Искариота.
— Будь уверена, если кто-то узнает о том, что у тебя есть такая книга, то станет охотиться за ней, а значит, и за тобой. Тебе надо быть осторожной. Не рассказывай о ней никому.
— Завтра утром лечу в Египет. Попробую выяснить, как книга попала к бабушке. Для начала мне нужно попасть в Александрию. Может, поедешь со мной? Специалист по раннему христианству мне совсем не помешает.
— Сейчас не могу, но спасибо за приглашение. Мне нужно съездить в Рим по семейным делам.
— Знай, что я жестоко оскорблена отказом и тебе придется угостить меня ужином, когда я вернусь.
— С удовольствием.
Афдера не знала, почему она рассказала Максу, которого едва знала, о поручении своей бабушки, и пригласила его в Египет. Она инстинктивно доверяла ему. Возможно, у нее была потребность доверять хоть кому-то.
Недалеко от них семеро мужчин шли от Казино дельи Спирити к базилике Санта-Мария делла Салюте. С кампо Сан-Филиппо-э-Джакомо они направились на улочку, которая вела к Корте дель Розарио. Над дверью одного здешнего дома помещалось таинственное изваяние дракона, выполненное в XV веке. Каждый из них положил ладонь на стену и тихо произнес короткую молитву. Затем на пароходике они переплыли на другой берег Большого канала. Здесь, на Пунта делла Догана, величественно высилась церковь Санта-Мария делла Салюте, воздвигнутая в XVII столетии и считавшаяся одним из главных символов мощи «Братства восьмиугольника». Специалисты считали, что при ее постройке архитектор Бальдассаре Лонгена вдохновлялся изображением храма Венеры Жизнедательницы из книги «Сон Полифила». Один экземпляр этой редчайшей инкунабулы хранился в библиотеке Святого Марка.
После эпидемии чумы 1631 года власти республики решили возвести большую церковь в честь Мадонны делла Салюте, то есть Богоматери-целительницы, святой покровительницы города. Проект был сложным, поэтому работа шла почти полвека. По мнению многих исследователей, базилика являлась архитектурным выражением ренессансных идей. Она была посвящена одновременно Деве Марии и языческой Великой Матери и представляла собой нечто вроде квинтэссенции идеального протохристианства.
Кардинал Льенар знал, какой секрет таило в себе это здание. Все величины в нем, основанные на венецианском футе — тридцать пять целых, девять сотых сантиметра, — были кратны восьми. Для христиан это число всегда символизировало воскресение и вечную жизнь, что было особенно важно для братства, на протяжении многих веков остававшегося тайным защитником веры. Зодчий посвятил свою работу избавлению города от страшного бедствия, но для Льенара церковь была храмом во славу Господа и «Братства восьмиугольника».
Семеро братьев вошли в базилику, по периметру которой тянулся фриз со свастиками — древним символом благополучия. Некоторые из них знали друг друга по прошлой миссии, возложенной на них великим магистром. Внутри церкви, прямо под куполом, с каждой стороны восьмиугольного барабана стояли восемь стульев, а в центре нефа — еще один, предназначенный для главы братства. Он был помещен в центре венка из роз, выложенного на полу и окруженного надписью «Unde origo indi salus». [19]
19
Куда пришел — туда уйду (лат.).
Карлос Рейес, Септим Альварадо, Ойген Корнелиус и Деметриус Феррел заняли свои места Новые члены братства — Маркус Лауретта, Спиридон Понтий и Лазарус Осмунд — остались стоять.
Не хватало отца Эмери Мэхони и кардинала Огюста Льенара, великого магистра. Они беседовали в базилике под великолепным полотном Тинторетто «Брак в Кане». Наконец они вышли к собравшимся.
— Fructum pro fructo, — сказал Льенар.
— Silentium pro silentio, — в один голос ответили остальные.
Пятеро братьев уселись на стулья, трое по-прежнему стояли.
— Прежде чем начнется наш тайный совет, мы должны поприветствовать наших новых братьев, которые принесут клятву.
Лауретта, Понтий и Осмунд встали вокруг магистра. Неофиты должны были поклясться хранить верность и честь во имя истинной веры. Посвящаемый вставал на колени перед тремя горящими свечами — по числу новых братьев — и давал клятву умереть, если необходимо, чтобы никто не узнал имен членов братства, его решений и целей. Церемония заканчивалась тем, что новый член вставал, тушил свечу и занимал один из свободных стульев.