Водный мир
Шрифт:
— Безопасно ли плыть в такой шторм? — спрашиваю я капитана, но тот не обращает на меня ни малейшего внимания, пробегая пальцами по панели управления, кнопки которой затерты до такого состояния, что в них образовались углубления.
— Он не знает набилианского, — вслед за мной поднимается Тимериус. — Говори на его языке.
Ну да, я же теперь знаю атлантийский, благодаря комплексному апгрейду мозга перед путешествием.
— Тьерро сканди уно виста бо? — медленно и членораздельно повторяю первую пришедшую на ум фразу, вовсе не уверенная, что не послала капитана к морскому
— Хаска туро, мьего лисса, виз ла шейк? — отвечает капитан.
«Что вы, прекрасная лисса, разве ж это шторм? Просто волнения»: смысл чужестранных слов проясняется благодаря встроенному в чип переводчику.
Кажется, атланты правы: буря все же стихает. В шуме дождя намечается степенность, размеренность. Удары волн об заграждения перестают внушать дикий страх, брызги больше не хлещут.
Последним в рубку вбегает Ник.
— Все готовы? — кричит он. — Спускаемся на воду!
Словно повинуясь его команде, заслонка ворот ползет вверх. Мощная река устремляется в образовавшееся отверстие, быстро заполняя отсек, с силой ударяется в корму корабля, заставляя его раскачиваться на цепях. Звуки происходящего сливаются в несусветную какофонию: стучит лебедка в стенах дока, ревет беснующееся море, скрипит и стонет маленькое судно.
— Освободите корабль! Освободите корабль! — громоподобно кричит капитан, навалившись на руль тщедушным телом.
Я в ужасе. Он сошел с ума! Как мы его освободим, если внизу вовсю бурлит море?
Спутники оказываются догадливее меня и подбегают к креплениям, держащим судно в подвешенном состоянии. И не успевают. Левые тросы отцепляются сами, корабль летит в противоположную сторону, заваливаясь на бок. Поднятая волна ударяется в стену отсека, рассыпаясь целым ворохом пены, заливает окна в рубке. Я визжу от страха, пытаясь удержаться в вертикальном положении, Ник с Тимериусом хватаются за борта, чтобы не вывалиться наружу.
— Варисса, мать твою! — орет Никель, — перестань!
Едва корабль выравнивается, оставшиеся тросы тоже опадают, но уровень воды, поднявшийся до ватерлинии, уже держит его на плаву.
Море продолжает заливать док, пока не выравнивается по высоте со штормящей пучиной снаружи, и тогда ворота поднимаются полностью, раскрываясь мрачным, неприветливым зевом.
Под натужный рев мотора и развеселое пение капитана, судно смело устремляется в открытое море, навстречу ночи, темным, ходящим ходуном водяным холмам и бьющим наотмашь брызгам.
3. Под крылом у флибустьера
Спустя полчаса, пропитанные тьмой, страхом и волнующим кровь адреналином, мы попадаем в спокойные воды, словно преодолев невидимую границу между штормом и штилем. Схватка с воинствующей стихией заканчивается ничьей. Потрепанный, но вполне живой кораблик покачивается на еле заметных волнах, зализывая нанесенные бурей раны.
Все это время на борту кипела бурная деятельность. Каждый член экипажа вносил посильный вклад в общее дело, направленное на спасение судна.
Капитан управлял кораблем, сыпал отборной заморской бранью, взбираясь на пенные гребни водных исполинов, и дьявольски хохотал, рушась с них в бездонные пропасти. Потом вовсе передал
Я старалась не путаться у них под ногами и, преодолевая брезгливость, обыскивала помещение рубки и нижнюю палубу на предмет спасательных жилетов или хотя бы кругов. Бестолку рылась в подгнивших шкафчиках, наощупь шарила под просиженными креслами — капитан уверял, что его «крейсер» оснащен по полной программе. Когда-то, во времена их общей с судном молодости, средства спасения, возможно, и правда присутствовали, но в данный момент я не находила ничего, кроме пустых бутылок и гор другого, менее знакомого, мусора.
Оба атланта метались снаружи, от борта к борту, выполняя сложные акробатические номера, уклоняясь от волн, переставляя тяжелые ящики с неизвестным грузом, подтягивая тросы. Не уверена, что они таким образом помогали судну справляться с бурей: скорее, это напоминало полубезумную пляску во славу морского бога. Опасаясь, как бы Никель не захотел последовать их примеру, я заявила, что утоплю корабль, стоит мне только взяться за руль.
Неужели теперь все позади?
Я решаюсь выйти на палубу. Из бушующего, страшного в приступе ярости, монстра, море превратилось в остывающего, одолеваемого чувством стыда исполина: отца, укачивающего на руках испуганное гневом дитя. Небо светлеет, превращаясь из черного в насыщенно серое; становятся видны переплетения облаков над головой: некоторые протягиваются длинными щупальцами через весь небосвод, другие нависают набухшими сумрачными коконами.
— Никогда не видела такого…
— В Атлантисе есть много того, чего не увидишь больше нигде, — рядом возникает Никель. — Рядом с «дырой» штормит почти всегда — сказывается природная аномалия. Смотри.
Он показывает сначала назад, откуда мы приплыли: там тучи громоздятся сплошной стеной, между ними и беспокойным морем тянется серые полосы дождя; затем вперед — куда направляемся. Там облачная пелена рвется, в беспросветном небесном саване зияют дыры, через которое яркими лучами прорывался свет разгорающегося рассвета.
— То есть, чтобы попасть к проходу в Набил, всегда приходится преодолевать этот кошмар? Бедные атлантийцы!
Ник усмехается, снимает с себя куртку и вытирает пот со лба. Он, как и я, выглядит уставшим. Темные вьющиеся волосы растрепались, падая на лоб в беспорядке, на лбу поблескивает влага.
— Нашла, кого жалеть. Для наших узкоглазых друзей любая непогода на море — всего лишь развлечение. Вздумай ржавая посудина потонуть, они бы добрались до станции вплавь.
А что, вполне вероятно. В результате разрушительного катаклизма, случившегося более двух тысяч лет назад, львиная часть суши на планете погрузилась под воду. С тех пор мир атлантов представляет из себя бескрайние морские просторы. Хочешь, не хочешь — приходится приспосабливаться.