Водоворот чужих желаний

Михалкова Елена Ивановна

— Ты… меня… из-за нее?!

— Дура! — воскликнула Диана Арутюновна, тяжело дыша. — Ты с нее пылинки должна сдувать, идиотка!

— Из-за этой швабры!..

Прозвенел звонок в дверь, и обе замолчали.

— Я открою, — спустя паузу сказала Диана Арутюновна почти спокойным голосом. — Умой лицо, у тебя щека красная.

Час спустя любой, заглянувший в квартиру, в которой временно проживала семья Ашотянов, увидел бы почти идиллическую картину. Во главе стола сидела красивая полноватая женщина, а по обе стороны от нее — дети, очень похожие на мать. Возле взрослого

сына с видом радостным и спокойным хлопотала его молодая жена, приветливо улыбаясь на каждую реплику своей золовки. И что с того, что посуда была битой, штукатурка на стенах облезала грязными синими клочьями, а занавесок на окне не было, и зимняя чернота заглядывала в крохотную кухоньку на пятом этаже? Разве не главное, что семья собралась вместе?

«Что с ними случилось? — думала Катя, улыбаясь через силу Седе, рассказывавшей очередную байку про свою подружку, и терпя поглаживания Артура под столом. — С утра Капитошин, теперь они… С атмосферным давлением нынче что-то не то?»

Совместный ужин поначалу изумил ее, а последние десять минут откровенно тяготил. Внешне все выглядело более чем пристойно, и Катя поначалу даже обрадовалась тому, что намерения мужа и свекрови так совпали с ее собственными мыслями. Но очень скоро пожалела о том, что Орлинкова задержала ее всего на два часа, а не на четыре.

В воздухе висела фальшь. Как будто за столом, покрытым дешевой пестрой клеенкой, собрались актеры, и каждый из них играл свою роль. Но актеры были посредственными и играли бездарно. А может, просто не успели выучить слова.

Кате чудилось, что Седа излучает ненависть, Артур — равнодушие, а сама она улыбается так неискренне, что не смогла бы обмануть даже слепого. И только свекровь держалась, как подобает — изображала главу маленькой семьи, из-за ужасного стечения обстоятельств вынужденную терпеть лишения. Но терпеть героически, не ноя и не жалуясь на жизнь. Она любезно спрашивала Катю, не подложить ли ей макарон, к которым они с дочкой сделали прекрасный соус, заботилась о том, чтобы Артуру не дуло из форточки, посмеивалась над рассказами Седы. Именно посмеивалась, а не смеялась, и потому не переигрывала.

«Господи, скорее бы это закончилось. Я не хочу больше с ними сидеть».

Как ни уговаривала себя Катя, что должна радоваться, ничего не получалось. Ей не о чем было говорить с людьми, которые назывались ее семьей. «Но о чем же я говорила с ними раньше? — с ужасом спрашивала она себя. — Почему же я не могу сделать этого сейчас и только глупо растягиваю в улыбке рот, слушая Седу?»

«Потому что ты никогда не разговаривала с ними раньше, — ответил ей один из голосов — похоже, Циничный, но он был непривычно грустным. — Разве ты не замечала? Ты рассказывала им что-то, как и они тебе. Вы обменивались информацией — как прошел день, куда ты съездила, что сказала тебе подружка, когда увидела твое новое платье… Как только исчезла информация, вам стало не о чем говорить».

«Но я могу рассказать им про «Эврику»! — горячо возразила голосу Катя. Но тут же поняла, что лукавит. О ком она стала бы рассказывать? О Капитошине? О Наталье Гольц, благодаря которой ее приняли

на работу? «Они даже не знают, как именно я устроилась. Я им не говорила об этом».

— О чем задумалась, котенок? — Артур погладил ее по руке.

«Мне не нравится, когда меня называют котенком. Мне это кажется пошлым и глупым. Почему я не говорила ему об этом раньше?»

— Да так… ни о чем. Спасибо, все было очень вкусно.

После ужина Катя мыла посуду, с трудом отделавшись от навязчивой помощи свекрови. Она не любила мыть посуду, но ей хотелось остаться одной. Артур предложил посидеть с ней на кухне, развлекая ее разговорами, но Кате показалось, что он не очень огорчился, когда она отказалась.

— Жду тебя в постели, — прошептал он ей на ухо и нежно прикусил мочку уха.

Она еле сдержалась, чтобы не дернуться. Господи, ну почему он стал так раздражать ее?! Это неправильно, с этим нужно что-то делать!

Она поставила на полотенце последнюю тарелку и глубоко вздохнула. «Завтра нужно позвонить маме. Опять врать…» Неприятное ощущение царапнуло ее, но Катя не поняла, что именно. Катя методично вытерла посуду с тайной надеждой, что пока она копается на кухне, Артур уснет. Открыла шкафчик, в который собиралась спрятать вилки, и снова замерла.

Что-то было не в порядке. Даже не то чтобы не в порядке — просто не так, как должно быть.

— Может, все дело в ужине? — пробормотала Катя, оглядываясь. — Может, после него мне все кажется странным?

Собрала звякающую охапку вилок, сунула в шкафчик. Противное ощущение не исчезло. Катя даже проверила, не подглядывают ли за ней — подошла к окну, придирчиво осмотрела окна в доме напротив.

— Вот так и начинается паранойя, — пробормотала она, не увидев ничего подозрительного.

«Черт возьми, что мне здесь так не нравится?»

Она обошла кухню по периметру.

— Крыса прошуршала?

Нет. Крыса была бы неприятностью, но вполне объяснимой неприятностью. Катя чувствовала, что дело в другом.

— Седа подстроила какую-нибудь гадость? С нее станется…

Снова обошла кухню, задержавшись возле шкафчика.

И вдруг поняла, что именно насторожило ее.

— Сигаретами пахнет!

Катя потянула носом, но у нее не было никаких сомнений, что она нашла причину беспокойства. Пахло сигаретами, которыми не могло пахнуть, потому что их не должно быть в квартире. Катя мысленно подсчитала, когда в последний раз покупала сигареты по просьбе свекрови. Получалось, что больше двух месяцев назад.

«Нет, не может быть. Или от шкафа пахнет старым запахом, который я раньше не чувствовала, или у Дианы Арутюновны остался запас сигарет. Она курит немного».

— Запас сигарет, — повторила Катя, потому что это было подходящее объяснение, после которого можно было успокоиться. — Ну конечно!

Но все-таки похлопала рукой за коробками с чаем — просто так, на всякий случай. И вытащила из дальнего угла открытую пачку «Мальборо» — свекровь не терпела женских сигарет.

Торопливо открыв ее, Катя убедилась, что не хватает всего одной сигареты, и опустилась на табуретку, сжав пачку в руке.