Водоворот судьбы

Васянин Юрий

– У армии сейчас есть дела поважнее, мы всецело заняты войной.

– Господин генерал, вы будете защищать нас от бунтовщиков?

– Для вас будет лучше, если вы сдадитесь на милость победителей.

– Что-о-о? Вы даже честь императора не станете отстаивать?

– Генерал, как вы можете так говорить? Вы не с того голоса начали песню!

Генерал, ничего не ответив, ушел восвояси. Похолодевшая от ужаса свита переглянулась и поняла, что им не стоит питать иллюзий насчет командующего Северным фронтом, потому что никакой поддержки с его стороны не будет. Среди придворных раздались возгласы изумления и тревоги. Их поразило то, что

они услышали от Рузского. Следом возникла непонятная тишина.

Царские служащие собирались за стол долго и нудно. На обеде император почти не притронулся к еде. Ему, собственно, было не до этого. И сон, и аппетит у него пропали. Ники несколько раз ловил себя на мысли, что он теряет ощущение реальности от происходящего. Но от чашки чая он все же не отказался. Испив чаю, Романов встал из-за стола, притронулся салфеткой к усам и, обведя тусклым взором лица присутствующих, остановил свой взгляд на Рузском.

– Я буду ждать вас через час, – строгим голосом объявил ему Ники и быстрым шагом покинул вагон-столовую.

Обед в отсутствии императора прошел уныло и скучно. Свита, не испытывающая голода, ела так как будто весь день физически работала на свежем воздухе. Время от времени, вытирая обильный пот, они вполголоса вели непринужденные разговоры о погоде, о скорой весне, старательно избегая упоминаний о революции. Когда все разговоры наскучили, свита, уткнув сосредоточенные глаза в тарелки, умолкла.

После обильной трапезы командующий Северным фронтом явился в зеленый кабинет императора.

– Разрешите войти, ваше величество?

– Входите, Николай Владимирович, – разрешил Ники. – Доложите обстановку в столице и на фронте.

– Ваше величество, сказать, что обстановка в Петрограде осложнилась – это не сказать ничего. Она близка к катастрофе. Сегодня восстание охватило Москву и Кронштадт.

Император покосился в его сторону и неприметно поморщился. Он выслушал доклад командующего хмуро. Во время их встречи адъютант Рузского принес телеграмму из Могилева от генерал-адъютанта Алексеева, в которой просил от императора высочайшего акта, чтобы успокоить ситуацию в стране и назначить ответственное правительство во главе с Родзянко. После прочтения телеграммы император понял, что теперь ему больше не на кого опереться. Без надежной поддержки со стороны ему нелегко будет одолеть заговорщиков. К тому же министр внутренних дел и военный министр не подавали никаких надежд, что смогут справиться с возникшими беспорядками в Петрограде, Москве и Кронштадте.

Начались сложные переговоры по выходу из тяжелой политической ситуации, возникшей после волнений в столице. Рузский с горячностью стал оказывать Романову о необходимости реформ и назначении ответственного перед Государственной Думой правительства. Однако над императором довлели тяжелые раздумья. Ему было нелегко решить с маху такой вопрос. Идет большая европейская война – как он может в этих условиях отойти от государственных дел? Это же сродни предательству. Он не мог отойти от горячих дел. В течение нескольких часов Романов раздумывал над острой проблемой.

“Только не отрекайся, Ники! – горячо прошептал про себя Матвей. – Отречение погубит тебя, твою семью, а империи принесет неисчислимые страдания. В стране возникнет хаос, погибнет огромное количество людей”.

Но император уже все давно решил для себя.

Переговоры оказались настолько трудными, что они несколько раз прерывались и закончились только поздней ночью. Романов решил, что в

условиях, когда кругом измена, трусость и обман и когда никто из членов Дома Романовых не поддержал его, он должен уступить заговорщикам. В конце концов, Ники, сильно волнуясь, объявил, что если от него требуется пойти на уступки, то он готов это сделать. Но он, перед тем как взойти на престол давал клятву Богу, поэтому только перед ним он может нести ответственность за состояние дел в России. Но, император никак не может понять, как он может быть ответственным за дела в стране, если передаст власть правительству? Тем более тем людям, чьи способности ему хорошо известны. Романов может пойти только на то, чтобы назначить Родзянко премьер-министром с правом выбора в свой кабинет нескольких министров. После того как генерал-адъютант Рузский поддержал его решение, император поручил отпечатать в канцелярии на телеграфном бланке Манифест. Когда готовую бумагу принесли, Ники подписал ее и подал прочесть Рузскому. Генерал-адъютант цепко ухватился за бумагу обеими руками и, его лицо, изображая лихорадочную работу мысли, раскраснелось.

Посчитав, что все вопросы решены, император вызвал к себе Воейкова.

– Владимир Николаевич, срочно отправьте телеграмму по телеграфу Юза Родзянко и постарайтесь как можно быстрее получить от него согласие возглавить правительство.

– Я выполню ваше поручение, ваше величество!

Воейков кинулся исполнять указание Романова.

– Задержитесь на одну минуту! Запросите от Родзянко последние сведения об обстановке в столице.

– Ваше величество, я прошу отдать телеграмму мне, – вдруг невежливо встрял Рузский.

Император возвел на него удивительно синие глаза и тоном, исключающим возражения, приказал Воейкову:

– Владимир Николаевич, передайте телеграмму генерал-адъютанту.

Рузский, заполучив в свои руки бумагу, вопросительно посмотрел на Романова.

– Что-то еще, Николай Владимирович? – спросил Ники.

– Ваше величество, прикажите Иванову, чтобы он остановил все действия против Петрограда.

– Я согласен, в самое ближайшее время это будет сделано.

Романов всеми силами старался удержать на лице бодрое выражение, хотя на сердце у него скопилась тягучая тоска. Генерал же опустил глаза вниз, чтобы скрыть от государя необыкновенную радость.

– Да поможет нам Бог! Жду вас утром, Николай Владимирович, – строго сказал Ники и, пристально поглядев в глаза Рузского, тихо добавил. – Но в то же время я хотел бы, чтобы вы опубликовали Манифест в печати.

– Ваше величество, я непременно выполню вашу просьбу, – ответил с подозрительной осторожностью генерал и, поджав губы умолк.

На этом переговоры закончились. Оставшись в одиночестве, Романов быстро набросал текст на телеграфный бланк, и в первом часу ночи в адрес генерал-адъютанта Иванова телеграмма с приказом, чтобы он прекратил действия против восставшей столицы, была отправлена.

После переговоров император долго не мог уснуть. Его голова гудела от навязчивых горячих мыслей и ярких воспоминаний из прошлой жизни. При этом по его бледным щекам, заросшим крепким волосом изредка катились редкие слезы. Из его ума никак не уходили жена и дети. Черные думы вконец обуяли его, а сердце трепыхалось, как голубь в чужих руках. Он долго молился, целовал фотографии жены, детей и заснул только под самое утро, когда на востоке уже появились предвестники скорого рассвета. Он думал, что утром все решится, как нельзя лучше.