Воды Экса
Шрифт:
Королева Гортензия приехала полюбоваться водопадом в сопровождении г-жи Пакен и г-жи де Брок; эта последняя ступила на доску, перекинутую через самую большую воронку, и хотела было опереться на зонтик, но поставила его не на доску, а рядом; лишившись точки опоры, она подалась всем туловищем вправо, доска перевернулась, г-жа де Брок вскрикнула и исчезла в бездне: ей было двадцать пять лет.
Королева приказала воздвигнуть на месте ее гибели памятник с такой надписью:
Здесь
10 июня 1813 года
погибла в возрасте 25 лет
на глазах у своей подруги
баронесса де Брок
О путник,
Пришедший сюда,
Ступай с осторожностью
Над
Помни о тех,
Кто тебя
любит!
На обратном пути я увидел у дороги, шедшей по берегу горной речки, железный источник Сен-Симона, который был открыт Депине-сыном, врачом из Экса. Он велел построить здесь небольшой классический фонтан и высечь на нем не менее классическое имя богини Гигии, а несколько ниже надпись: Фонтан Сен-Симона. Не знаю, имеет ли эта фамилия какое-нибудь отношение к фамилии социального пророка наших дней.
Водой из этого источника лечат болезни желудка и лимфатической системы. Я попробовал ее мимоходом и нашел, что вкус у нее довольно приятный.
Я вернулся в Экс к самому ужину. Когда он был закончен и сотрапезники разошлись, я отметил, что ни один человек не пожаловался на колики в животе. Я так устал от своего путешествия, что сразу отправился спать.
В полночь меня разбудил громкий шум и яркий свет. Моя комната была полна народа; четверо молодых людей держали в руке горящие факелы: за мной пришли, чтобы звать меня на вершину Дан-дю-Ша.
Иные шутки может оценить лишь тот, кто хоть немного разделяет оживление и радость окружающих. Конечно, у приятелей, которые после ужина, сдобренного болтовней и вином, пребывали в приподнятом настроении и опасались, что отход ко сну положит конец веселью, вполне могло возникнуть желание провести остаток ночи вместе, совершив подъем на вершину Дан-дю-Ша, чтобы встретить там восход солнца, и, по всей вероятности, это предложение, сделанное кем-нибудь из нашей компании, имело у остальных громкий успех. Но я-то лег спокойный и усталый в надежде мирно проспать всю ночь, и нетрудно понять, что, когда меня внезапно разбудили, я без особого восторга выслушал столь нелепое предложение. Такая холодность показалась необъяснимой моим альпинистам; они решили, что я еще не вполне проснулся, и, чтобы стряхнуть с меня сонную одурь, схватили меня вчетвером за руки и за ноги и положили на пол посреди комнаты. Тем временем какой-то дальновидный приятель вылил на мою постель всю воду, которую я неосмотрительно оставил в умывальном тазу. И хотя из-за этой меры прогулка не стала для меня заманчивее, я вынужден был признать, что она почти неизбежна. Итак, я примирился с необходимостью и сделал вид, будто мысль залезть на гору мне чрезвычайно нравится; пять минут спустя я уже был готов, и мы отправились в путь. Всего нас собралось четырнадцать человек, включая двух проводников.
Проходя по площади, мы увидели Жакото, закрывавшего кафе, и немца, который курил последнюю сигару и допивал последнюю бутылку пива. Жакото пожелал новоявленным альпинистам много удовольствия, а немец крикнул нам вдогонку: «Щасливого пути!» Мы поблагодарили обоих.
Пришлось переправиться на другую сторону озера Бурже, чтобы добраться до подножия горы, на которую нам предстояло взойти; вода в озере была синяя, прозрачная, спокойная, и казалось, что в глубине его мерцает столько же звезд, сколько их было в небе. На западной оконечности озера высилась, словно белое привидение, башня Откомб, а между нею и нами тихо скользили рыбачьи лодки; на носу каждой горел факел, пламя которого отражалось в воде.
Будь я здесь один, я мог бы часами мечтать, сидя в одинокой лодке, и, конечно, не пожалел бы ни о прерванном сне, ни о теплой постели. Но я не для этого покинул город, я покинул его, чтобы развлекаться. Итак, я развлекался!.. Странная штука жизнь: в погоне за развлечениями, за удовольствиями мы постоянно проходим мимо счастья!..
Подъем на гору начался в половине первого утра; занятно было смотреть на наше факельное шествие. В два часа утра мы уже прошли три четверти пути; но тот его отрезок, который оставалось преодолеть, был так труден, так опасен, что наши проводники сделали привал, чтобы дождаться первых лучей солнца.
Как только рассвело, мы продолжали восхождение, но вскоре подъем стал таким крутым, что мы почти касались грудью склона горы, по которому шли гуськом. Мы проявляли всю ловкость и силу, на которую были способны, цеплялись руками за вереск и кусты, а ногами за уступы скал и неровности почвы. Было слышно, как из-под ног у нас вырываются камни и катятся под откос, крутой, словно скат крыши, и, следя за ними глазами, мы видели, что они достигают озера, синяя гладь которого расстилалась в четверти лье под нами; проводники и те не могли нам помочь, так как были поглощены поисками наиболее удобного пути; лишь время от времени они советовали нам не оборачиваться, чтобы избежать дурноты и головокружения, и эти советы, сделанные резким, отрывистым голосом, говорили о том, что опасность свалиться вполне реальна.
Вдруг наш товарищ, шедший первым за проводниками, испустил крик, от которого по телу у нас пробежали мурашки. Он собрался было ступить на камень, расшатанный тяжестью тех, кто уже воспользовался им как точкой опоры, но камень выскользнул у него из-под ног, а ветка, за которую он уцепился, не выдержала веса его тела и сломалась.
— Держите его! Держите! — вскричали проводники.
Но сказать это было легче, чем сделать: мы с превеликим трудом держались сами. Несчастный промелькнул мимо нас, и никто не смог его остановить. Мы уже полагали, что наш товарищ погиб, и в холодном поту следили за ним взглядом, когда он оказался так близко от Монтегю, последнего в нашей шеренге, что тот протянул руку и ухватил его за волосы. Казалось, они вот-вот рухнут оба; длилось это недолго, но никто из нас вовек не забудет того мгновения, когда наши друзья балансировали над пропастью, глубиной в две тысячи футов, а мы гадали, упадут они в нее или нет.
Наконец мы добрались до небольшого елового леса, и хотя дорога поднималась по-прежнему почти отвесно, взбираться по ней стало легче: мы хватались за ветви деревьев, опирались на их стволы. Лесок этот почти упирался в голую скалу, которой гора и обязана своим странным названием; ступени, выдолбленные кое-где в камне, облегчали подъем на ее вершину.
Только двое из нас предприняли это последнее восхождение, хотя оно было и не труднее проделанного нами пути; дело в том, что вид с вершины обещал быть не лучше того, который мы имели перед глазами; впрочем, и он не вознаградил нас за усталость и полученные ссадины; итак, мы предоставили двум смельчакам взбираться на эту колокольню, а сами уселись на землю, чтобы вытряхнуть камешки из обуви и вытащить колючки из одежды. Между тем наши альпинисты овладели вершиной горы и в доказательство своего подвига развели там костер и выкурили по сигарете.
Четверть часа спустя они присоединились к нам, так и не потушив костра: им хотелось знать, будет ли виден снизу его дым.
Мы наскоро перекусили, после чего проводники спросили нас, какой дорогой мы желаем вернуться — прежней или другой, более длинной, но зато более легкой; мы единодушно выбрали последнюю. В три часа по полудни мы уже были в Эксе, и двое наших приятелей, стоя посреди площади, с гордостью взирали на дым своего сигнального огня. Я спросил своих спутников, дозволено ли мне теперь, когда я вдоволь развлекся, отправиться на боковую. Ввиду того что все они испытывали ту же потребность, мне было отвечено, что препятствий к этому не имеется.