Водяной
Шрифт:
— Он же страдает!
Томми замолчал, пробормотал что-то, я не расслышала что. Даже не пробормотал, а сложил губы, хотел что-то сказать.
— Он понимает, что я ему говорю, Томми. И наоборот. Он думает так, что я могу понять… а может, специально передает мысли. Не знаю, как объяснить…
Все было именно так, как я сказала, и все же по-другому. Водяной передавал мне мысли, но они, эти мысли, были настолько не похожи на наши, что их невозможно оформить в слова. И он понимал меня. Я разговаривала с ним, но он наверняка понимал не слова, а мысли.
Я попыталась объяснить
— В общем, думай что хочешь, — заключила я. — Думай что хочешь, но это чистая правда.
— Я уже не понимаю, что правда, а что неправда. Его вообще не должно существовать. И уж во всяком случае, здесь, на берегу. Его место в море.
— Значит, туда его и надо отпустить.
Томми посмотрел на меня так, словно не мог определить, не сошла ли я с ума.
— Это невозможно.
— Почему невозможно? Конечно возможно. Только сначала подлечить немного. Он не выживет с такими ранами.
— Ты говоришь о нем как о человеке. Но настоящий, живой человек лежит на операционном столе в Хальмстаде из-за этого чудища.
— А что бы ты сам делал, если бы тебя связали и начали уродовать? Не попытался бы защищаться?
Я вспомнила рассказ Ласло. В легендах фигурируют только женщины, русалки. Но то, что я видела в рыбарне, было мужского пола. Merman, сказал профессор. Водяной. Кто бы он ни был, я обещала ему помочь. Получалось так, что все теперь зависело от меня.
— И, кстати, это не чудище. У него есть имя. Это водяной.
Томми пожал плечами — дескать, что за смысл спорить с чокнутыми.
— Куда они его перевезли?
— На звероферму в Улуфсбу. Туда, где твой отец когда-то работал. И Йенс там работает.
— А если я тебе докажу, что он понимает, что я ему говорю? Обещаешь мне помочь?
— Я ничего не обещаю… Пошли, у нас же рисование. Опоздали, конечно, но учительница больна, а заместителю плевать — подумаешь, пятнадцать минут.
Но, оказывается, в классе шло собрание. Л-Г мрачно на нас посмотрел и жестом показал — садитесь и не мешайте. Учитель рисования стоял у него за спиной и вертел мелок в руке.
— …если кто-то из вас знает, где находится Герард, я настаиваю, чтобы вы немедленно сообщили. Можно анонимно, напишите записку. Или позвоните мне домой после школы. Важно его найти. Родители с ума сходят. И полиция хочет с ним поговорить.
— Он что, в розыске? — спросила Сандра с таким видом, будто ей очень нравится эта мысль.
— Нет, он еще слишком молод, чтобы находиться в розыске. Скажем так: его ищут.
— А что с завхозом? Я слышала, там что-то серьезное.
— Ничего хорошего. Он впал в кому ночью.
— Кровотечение. — Оказывается, сзади стояла женщина в полицейской форме. — Так бывает при серьезных травмах головы. Лопается сосуд, кровь изливается в череп и сдавливает мозг. Сначала вроде ничего, а когда давление нарастает…
— А Педер и Ула? — спросил кто-то, я даже не поняла кто.
— Они дома. — Л-Г вытер рукавом пот со лба. — Оба отстранены от занятий до выяснения обстоятельств.
— Значит, им запрещено появляться в школе?
— Именно так.
Л-Г опять вытер пот. Он и под мышками вспотел — два больших темных пятна на сорочке. Видно, что ему очень не по себе. Для классного руководителя — большая неприятность.
— Каких обстоятельств? Они же не трогали завхоза.
— Они еще кое в чем замешаны, — сказала женщина-полицейский. — К вам, школьникам, это отношения не имеет.
— Тем не менее мы обязаны вас информировать. Вы вправе знать, что происходит. И, как я уже сказал, если у кого есть что на душе, я всегда готов выслушать и помочь.
Л-Г и полицейская дама ушли, а я попыталась сложить пазл из того, что услышала. Значит, завхозу стало хуже. Когда его привезли в больницу, он был в сознании, но потом началась неукротимая рвота, и он потерял сознание. Герард где-то прячется, а Педер и Ула не хотят говорить где. В полиции уверены, что они знают, но даже на официальном допросе в полиции они не обмолвились ни словцом. Родители тоже пытались их уговорить — без толку. Страх перед Герардом оказался сильнее всех доводов.
— Это им так не пройдет, — сказал Томми, кладя на парту лист ватмана.
— А что они еще натворили?
— Понятия не имею. Что-то серьезное, я думаю. Ты, во всяком случае, пока можешь забыть про бабки.
Хорошо бы и я была так в этом уверена…
Остаток урока прошел, как всегда, когда кто-то замещает. На экране красовался рисунок из какого-то комикса, но никто даже и не подумал его срисовывать. Все только и строили догадки — что случилось, как и почему. Петтер Бенгтссон и Маркус Ларссон развлекались — рисовали порнографические картинки и втихую показывали их соседям, когда учитель не видел. Каролина Юнгман со своей компанией обсуждали парней, с которыми должны вечером встретиться.
И где же Герард? Я почему-то подозревала, что Педер или Ула когда-то и кому-то все же проболтались про свои подвиги… и речь шла наверняка о более серьезных вещах, чем заживо сжечь котенка.
А сейчас перепугались и все отрицают. Со страха, подумала я. А что еще движет человеческими поступками? Только страх.
На полпути от Улуфсбу к звероферме стоял заброшенный хутор. Там мы с Томми играли, когда были маленькими. С тех пор прошло уже много лет. Крыша обвалилась, последние стекла выбиты. Странно — полусгнившие шторы до сих пор висят, трепыхаются на ветру. Когда-то вокруг дома был фруктовый сад, но сейчас все заросло травой, деревья одичали. Мне всегда было немного жутко здесь. Я почему-то представляла давно ушедшую жизнь: дети в старомодных одеждах и шляпках играют в саду, вот только завернуть за угол… У нас был даже тайник, где мы прятались, по-моему, даже в шестом классе, — землянка метрах в тридцати от амбара, старый винный погреб. Дверца совершенно заросла густой древесной порослью, но люк с задней стороны можно открыть, если подкопать чуть-чуть. В землянке постоянно стояла вода, водились головастики. Мы ловили их в банку и пытались выкормить в лягушат, но ни разу не вышло.