Военно-эротический роман и другие истории

Штейн Борис Самуилович

– До регистрации час, – сказал механик, старший среди них и по возрасту, и по званию. – По пиву? Зашли в аэропортовский ресторан. Он был переполнен. Ноябрьские дожди и ветры вносили сумятицу в расписание рейсов, и неулетевших пассажиров набралось изрядное количество. Многие из них коротали время за ресторанными столиками. Место офицерам все же нашлось: метрдотель когда-то служил на флоте. Одним пивом, конечно, дело не ограничилось. И как раз в тот самый момент, когда механик объявил: «третий тост – за тех, кто в море», остальные радостно продолжили: «… кто в дозоре, кто на вахте и на гауптвахте», в этот самый святой для морского застолья момент, голос диктора объявил, что по метеорологическим причинам рейс задерживается, как минимум, до шести

часов утра.

– Ну что ж, – сказал механик. – Быстро рассчитываемся и по домам. Не ночевать же здесь, слоняясь от стенки к стенке. Придется раскошеливаться на такси. Ветер буянил возле аэропорта, устраивая настоящие смерчи. Поздний автобус забрал неудачливых пассажиров, повез в город.

С тяжелым сердцем шел домой Мартын Зайцев. Он надвинул на лоб форменную фуражку, опустил на подбородок ремешок – чтобы не сбило ветром головной убор. С гораздо большем удовольствием он шагал бы сейчас к плавказарме сдаточной базы, где должны располагаться члены госкомиссии. Но стихия оказалась против него. Как и стихия развития жизни. Все против. Долг против желания. Так получилось, как говорят недисциплинированные матросы. Он вошел подъезд, поднялся на третий этаж. Было около двенадцати ночи. «Должно быть, Лиза спит, – подумалось ему. – Это было бы кстати». Стараясь не шуметь, открыл дверь. В комнате горел свет, он просачивался в коридор сквозь неплотно пригнанную дверь. Из-за двери доносились непонятные звуки: не голоса, не стоны, просто дыхание, слабые отзвуки каких-то скрипов… Мартын открыл дверь. Плащ-пальто, предметы формы и белье – все было свалено в кресле у стенки. Из груды торчал погон с двумя просветами и крупной звездой посередине. Мартын повернул голову направо и уперся взглядом в поджарую волосатую задницу, которая ходила ходуном, совершая напористые ритмические движения. Тело мужчины загораживало от Мартына тело женщины. Он видел только широко расставленные на столе полные руки. Мужчина почувствовал посторонний взгляд и коротко оглянулся. Это был заместитель командира корабля по политчасти капитан третьего ранга Бравый. Он на мгновение замер, и тут же раздался сдавленный голос Елизаветы:

– Не прекращай! Все равно! Не прекращай, я подохну!

Движение замполитовской задницы возобновилось с прежней силой. Когда раздался, наконец, победный стон, Мартына в комнате не было. Любовники одевались молниеносно, словно по сигналу боевой тревоги. Лиза первая привела себя в исходное положение. Туго затянутый халат и приглаженные волосы вернули ей цивилизованный вид. Она заглянула в кухню и в ужасе вскрикнула. На табуретке возле кухонного столика сидел ее муж и корчился от истерического смеха. Лиза пыталась начать какую-нибудь фразу, какую-нибудь идиотскую, ничего не значащую фразу вроде «давай поговорим» или «я сейчас все объясню», но это было бесполезным занятием. Мартын не слушал жену, он только слабо отмахивался от нее. Смех душил артиллериста, он не мог с ним справиться. Он стал задыхаться, лицо обрело синий оттенок. Тут и Бравый появился на кухне. Он моментально смекнул, что дело может окончится плачевно, если не вывести человека из транса.

– Прекратить! – рявкнул он командным голосом и, схватив подчиненного за плечи, принялся его трясти.

Мартын вдруг успокоился, встал с табуретки и глубоко вздохнул.

– Смешно, – как бы оправдываясь, пояснил он. Потом по-боксерски, без замаха, нанес сокрушительный удар по замполитовскому подбородку. Перешагнул через рухнувшее тело капитана третьего ранга и вышел из квартиры, хлопнув дверью. Не пройдя и половины лестничного пролета, услышал звук открывающейся двери.

Оглянулся. В проеме двери стояла Елизавета и смотрела на мужа взглядом, не вмещавшем в себя ничего доброго.

Мартын спросил:

– А ребенок будущий – чей?

– Да уж не твой! – произнесла она тоном безжалостной учительницы.

Артиллерия базового тральщика состояла из одной автоматической пушки 37–го калибра, установленной в носовой

части корабля. Смехотворный объем работы для опытного артиллериста давал повод предполагать, что командировка будет носить прогулочный характер. Одна пушка для целого командира БЧ-2 эскадренного миноносца! Мартын предпочел бы, чтобы работы было больше, чтобы она заняла все его мысли, вытеснив из головы тупики и загогулины личной жизни. Но объект госприемки был один, и на этом объекте имелась одно артиллерийское орудие, которое предъявлял Мартыну один единственный представитель артзавода «Арсенал». Это был мощный, кряжистый дядька лет пятидесяти, чем-то неуловимым напоминавший Иманта, отца Дзинтры. Когда Мартын это понял, у него что-то заныло внутри и появилось простое желание выпить водки. Он мысленно одернул себя: «Не бывать этому! Что угодно, только не это!» Обслуживал пушку старший матрос из сдаточной команды. Зачехлить– расчехлить этим ограничивались его обязанности.

Представителя «Арсенала» звали Петром Ивановичем Карпухиным. Он сразу после знакомства передал Мартыну документацию: техническое описание, формуляр и приемный акт военпреда – представителя Вооруженных сил на судостроительном заводе. Мартын расположился с документами в своей каюте на плавказарме и принялся их досконально изучать. Нутро он сказал Петру Ивановичу:

– Проведем швартовные испытания. Проверим параметры и согласования.

Петр Иванович пожал плечами:

– Военпреды же все проверили. Вот акт. Вы что акту не доверяете?

– Доверяй, но проверяй! – Засмеялся Мартын. – Дело важное. Комиссия государственная. Ошибки быть не должно.

Три дня, до самого выхода в море, проверяли все пункты технического формуляра: миллиметры, граммы, градусы. А также запасное имущество, Старший матрос Зябликов, единственный комендор в сдаточной команде, смотрел на Мартына с уважением и печалью. С уважением – потому что увидел в Мартыне грамотного офицера, настоящего специалиста своего дела. С печалью – потому что рухнули надежды отоспаться на госиспытаниях. Петр же Иванович Карпухин не скрывал раздражения:

– Вот видите, – ворчливо заметил он, когда закончились проверки. – Все же сходится. Чего было суетиться!

Он догадывался, что в море, на ходовых испытаниях, этот не в меру старательный капитан-лейтенант вымотает из него душу. И он не ошибся. Когда возникли трудности с обеспечением самолетом для стрельбы по воздушной цели на пониженной высоте, Мартын отказался стрелять по случайным бортам гражданской авиации. Несчастный шар-пилот запускали шесть раз(!) пока не добились идеальной согласовки приборов управления. Но главный сюрприз Мартын преподнес Петру Ивановичу, когда проверяли режим автоматической стрельбы. Мартын просто взял секундомер и замерил скорострельность. Время показал секундомер. Количество выпущенных снарядов – безупречный механический счетчик.

Мартын разделил одно на другое и заявил оторопевшему представителю «Арсенала»:

– Скорострельность ниже формулярной на двенадцать с половиной процентов.

Они стояли на мостике. Корабли шел в гавань после окончания третьего дня ходовых испытаний. Услышав слова Мартына, Петр Иванович пришел в настоящее бешенство. Грубая брань сорвалась с его побледневших от качки губ.

– Не грубите, спокойно произнес мамонт нарезной артиллерии, которого не брала никакая качка, – брань – неубедительный довод.

Плавказарма, эта железная гостиница, стояла в тихой гавани, защищенной от капризов моря бетонными волнорезами. На дверях некоторых кают поблескивали медные таблички с указанием должностей их обитателей. Но одной из них черным на желтом красовались слова: «ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ГОСУДАРСТВЕННОЙ КОМИССИИ». Мартын, постучав, отворил дверь.

– Вызывали?

Адмирал сидел за письменным столом в расстегнутом кителе и по-домашнему прихлебывал чай из стакана, помещенного в подстаканник. При появлении Мартына чай отставил и выпрямился в своем кресле, подался вперед, привалясь к столу полным телом.