Военно-эротический роман и другие истории
Шрифт:
– Что у вас за неразрешимые проблемы, артиллерист? – хмуро спросил он.
Кроме председателя госкомиссии контр-адмирала Ядина в каюте находились главный сдатчик судостроительного завода Сандлер и представитель» Арсенала» Петр Иванович Карпухин.
– Да какие там проблемы? – вместо Мартына ответил Петр Иванович. Скорострельность в море замерялась примитивно. Военпреды проверяли две недели назад. Все в норме.
Мартын молчал. Не вступал в перебранку. Ждал, когда спросят. И спросили.
– Товарищ капитан-лейтенант, вы готовы подписать акт государственной приемки?
– Никак нет, товарищ адмирал, не готов.
– Значит так, – вступил в разговор главный сдатчик
Адмирал хмуро посматривал то на Мартына, то на Сандлера, то на Петра Ивановича. Сандлер с трудом удерживал руки, которые рвались обхватить сокрушенную голову. Петр Иванович только пыхтел от возмущения.
– У «Арсенала» со дня основания не было рекламаций, – проговорил он, глядя через иллюминатор в неопределенное пространство. – Не было, и нет!
Адмирал краснел от напряжения мысли. Он ни на минуту не сомневался в правоте Мартына. Он понимал, что мелкими доработками здесь не обойтись, потому что скорострельность зависит от геометрии казенной части. Необходим комплексный перерасчет и комплексная переделка. За шесть лет его работы председателем госкомиссий такого не было. Адмирал Ядин также понимал, что неподписание акта является допустимым вариантом его деятельности. На то и государственная комиссия, а зачем же она иначе нужна. Если всегда все принимается, то зачем жечь топливо на госиспытаниях! Но Ядин знал и другое. Два дня назад завод отправил на его дачу комплект кухонной мебели, и установил ее во флигеле, который сам же и возвел силами своей бригады строителей. Не подписание акта грозит скандалом, где вскроется… И прощай тогда «клуб знаменитых капитанов», как флотские остряки называли отдел председателей госкомиссий. Прощай, адмиральская зарплата, партийный билет и тысяча мелочей, которые составляют понятие «статус». Статус терять нельзя, как нельзя терять голову. О дачных делах знал и Петр Иванович Карпухин, и, конечно же, Сандлер, и, даже Мартын Зайцев. Три пары глаз устремились на председателя. Штатские люди полагали, что адмирал может запросто приказать капитан-лейтенанту подписать акт. Адмирал же!
А он не мог.
Не мог приказать подписать.
И не мог согласиться с неподписанием.
Молчание длилось довольно долго. Наконец, адмирал приосанился и сказал солидно:
– Все свободны. Я подумаю. И когда народ двинулся к двери, прозвучало:
– А вас, Зайцев, прошу остаться!
Прямо, как в популярном сериале:
– А вас, Штирлиц…
Мартын улыбнулся этому сравнению, которое неожиданно залетело в рыжую голову.
– Чему вы улыбаетесь, Зайцев! – зарычал полный человек в адмиральских погонах. – Заварили кашу, и улыбаетесь!
– Я не заваривал ничего, – ответил Мартын. – Я проверял по формуляру.
– И как вы полагаете, что же нам теперь делать с приемным актом? И с коллективами двух больших предприятий? Притом, что базовый тральщик предназначен, как вам хорошо известно, в основном не для артиллерийского боя, а для минного траления!
Мартын почувствовал, как ярость овладевает головой. Он не боялся адмирала Ядина. Мартыну нечего было терять. У него не было будущего, прошлое полетело в тартарары. Было только настоящее, настоящий
– И что же нам делать с дачной мебелью, которую вы бесплатно получили у завода?
Адмирал побагровел, поднялся с места, грозная туша нависла над письменным столом.
– Щенок! – вскрикнул он неожиданным фальцетом. – Не сметь так со мной разговаривать! Я командовал дивизией крейсеров! Был начальником штаба военно-морской базы! Мартын спросил тихо: А артиллеристом вы были?
– Да, – чуть снизив тон сказал Ядин. – Я был артиллеристом. Я окончил в училище артиллерийский факультет. Потом – академию. И все стрельбы я выполнял только на «отлично».
– Так как же вы, – начал Мартын, но фразы не закончил, потому что председатель госкомиссии вдруг схватился руками за пухлую грудь и осе в кресле, как мешок с мукой, и его крупная голова свалилась на плечо.
– Вам плохо? – вскинулся Мартын. – Я сейчас доктора… Из руководящего кресла раздалось спокойное и властное:
– Отставить!
Не меняя положения тела, адмирал достал из ящика стола таблетки, положил в рот. Мартын кинулся к графину, протянул адмиралу стакан воды. Ядин стакан принял, ополовинил, некоторое время полулежал в кресле, приходя в себя. Потом заговорил ровным, чуть дрожащим голосом:
– Ты вот что, капитан-лейтенант. Уезжай ты отсюда. Мне другого пришлют артиллериста.
– То есть, как это «уезжай»? – не понял Мартын.
– По болезни, – объяснил адмирал. – Ты же – после травмы, так?
– Ну, так…
– Скажешь доктору, что головные боли, он все оформит, я провентилирую этот вопрос. Болит голова-то иногда?
– Да нет…
– Заболит еще, – успокоил председатель государственной комиссии.
Мартын бесцельно брел по полутемному поселку, абсолютно не зная, куда девать себя этим вечером. Редкие фонари своим нищенским светом едва превращали мрак в полумрак. Полумрак в душе артиллериста не предвещал никакого просветления. У одинокого фонаря топтались две женские фигуры. Когда Мартын с ними поравнялся, одна из дам произнесла не без вызова:
– Военный, угостите даму спичкой!
Обе мяли в руках сигаретки. Мартын достал из кармана зажигалку:
– Будьте любезны!
Прикурили. Одна из них, та, что была поменьше ростом и поневзрачней, неожиданно спросила:
– Мы вам нравимся?
– Мартын пожал плечами:
– Так сразу…
– Ну да, а что вы робеете?
– Я робею?
– Конечно! Потому что вы трезвы, как матрос перед присягой.
Ого!
К вам на язык лучше не попадаться!
Фигуру ее скрала просторная куртка, лицо было неприметным. Подруга ее была высокого роста, почти с Мартына, одета в приталенное, ладно сидящее пальто, косметики было многовато, и она булла, пожалуй, слишком яркой, особенно ярко горели полные, зовущие губы. Разговорились, познакомились Маленькую и бойкую звали Ритой, другую – Надей.
– Надо отметить нашу встречу, – без обиняков заявила Рита.
– Что ж, – сказал Мартын, – ресторан на вокзале, наверное, еще открыт. – Он стал прикидывать, сколько у него осталось командировочных.
– Да нет, подала, наконец, голос Надя. – Ресторан через полчаса закроется. Да мы туда и не пойдем: нас, ведь, здесь все знают абсолютно.
Ее яркие губы, казалось, жили своей отдельной жизнью: то размыкались, то смыкались, то вытягивались в трубочку. Они, как бы давали понять, что слова – всего лишь аккомпанемент для их неповторимого танца. Во всяком случае, Мартын с любопытством уставился на рот ночной красавицы. Не без сожаления повел плечами: