Военные приключения. Выпуск 2
Шрифт:
Более полувека народы нашей страны прожили в братстве «рабства» — если верить терминологии некоторых органов печати. Неужели теперь мы не сможем прожить в братстве свободы, которая чуть забрезжила? Молодежь всегда бунтовала, на то она и молодежь. Но сегодняшние бунты не похожи на прошлые — это уже не стихия, а организованная толпа. Кем она организована, для чего? Стихия пошумит и стихнет. Организация существует продолжительное время. Но любая организация есть рабство. Неужели людей, тем более молодых людей, тянет в рабство любых организаций?! Этого я не понимаю. Комсомол — скучно. Понимаю. Сам был в комсомольской скуке. Неформалы сейчас появились. Только название бесформенное, но это ведь тоже о р г а н и з а ц и я! Но не скучно: ведь бои гладиаторские. Видимость свободы неформалов создается свободой от собственной совести и чести. Совсем недавно сюсюкающие корреспонденты носились с неформальными объединениями — интервьюировали. Теперь хоть прекратят, наверное, поняв, во что вылился этот «неформализм» — в форменные безобразия и просто драки.
Мальчишкам-де надо драться, говорят иные педагоги, чтобы мальчишки-де вырастали настоящими мужчинами, способными постоять за себя. Был мальчишкой, и знаю, что иногда только драка может принести удовлетворение при ущемлении чести мальчишки. Но дерущаяся толпа? Простите! В такой драке не честь защищается, а попирается всякая честь. В любом случае: двор на двор, улица на улицу, квартал на квартал. Бесчестие это. Трусливое бесчестье — групповые драки. И организуются такие драки самыми подлыми и трусливыми особями.
Мне, не обремененному социологическими знаниями, думается, что и феномен-то этот, названный в литературе «казанским», никакой не феномен, а мягкая подножка общему курсу перестройки. А также все национальные вспышки. Кому-то нужен Сталин, на худой конец, Брежнев новый. Молодежь этого пока не понимает, не видит. Старики вроде меня ни бастовать, ни драться не станут. Главная карта молодежь, ей жить не при коммунизме, но хоть при социализме, который желательно перестроить, чтобы он был похож на социализм не только по показателям на душу населения, но чтобы еще и душой воспринимался. А учителя в пореформенной школе твердят: молодежи нужен рок, нужен досуг, нужны неформальные объединения. Не скажут, что молодежи нужны хорошие учителя, которые способны дать ей нормальные знания. Пожимаешь плечами. Они учителя, им виднее.
Иные думают найти способы повиновения молодежи. А нет таких способов. Не найдешь! Дети не повинуются силе, дети не знают, что на свете есть рабство. Подростков очень легко можно обмануть и увлечь. Но покорятся они, как ни банально это звучит, только родителям, и то, если родители не лишены будут любви к своим детям. Да мне в шестнадцать лет все нипочем было. Только мать была той силой, перед которой я был покорен. Другой силы не знаю.
Говорят, упиваясь словами, что нужно-де «выработать механизм перестройки», не задумываясь над словами: ме-ха-низм! На ум снова приходят винтики, колесики, рычаги. И некоторые люди верят, что такой «механизм» будет создан: кнопку нажал — и завертится все, как в кино. И самое печальное, литераторы говорят о «механизме перестройки». Уже так мозги закостенели у таких «инженеров человеческих душ», что за неимением японского компьютера готовы «фомкой» души перестраивать, этакой кооперативной «фомочкой». Был м е х а н и з м — бюрократия во всем. Заклинило его. Комсомол разве не механизм? Еще какой! Экскаватор. Надо котлован вырыть — в трубы задули, лозунги повесили, и — пошел рыть. Хоть Магнитку, хоть БАМ. Только щепки летят. Правда ведь, здорово работали! С огоньком, с энтузиазмом. Секретарь ЦК комсомола серебряные костыли в шпалу сам забивал. Хорошо работали, и выполняли и перевыполняли. Какие песни Пахмутова с Добронравовым писали! Какие песни… А на кого работали, непонятно теперь. Может, не надо было работать-то? Но как же не надо? Жить-то надо. Хорошо работали, а живем плохо. А теперь говорят: плохо работали, не так, не тот социализм строили… Да ведь это уже упадническая какая-то философия. Кому она нужна, зачем?
Дело перестройки, укрепления государства начинать надо с укрепления семьи. Так или иначе, экономика семьи связана с экономикой государства. Но в воздухе носятся «идейки» насчет крушения семьи, она, дескать, устарела и не отвечает уровню технического развития. Но это все от лукавого.
Не буду заглядывать в далекое будущее, а позволю себе взглянуть на соседей по лестничной площадке. Где, у кого из них дела обстоят более или менее благополучно? Первое — в устойчивых семьях. Экономика развалившихся семей в столь же плачевном состоянии, в каком их моральное состояние. Это всем видно. Всем, и доказательств не надо, — выйди и глянь. Я не говорю о высокопоставленных номенклатурных бюрократах, в семействах которых присутствует экономическое благополучие, но очень часто там действуют только материальные интересы. Нельзя сказать, что в этой среде только снобы или преступники рашидовского типа. Многие из них давно поняли, что интересы «лучше», чем идеалы, и за счет «идеалистов» удовлетворяют свои интересы. Но прежде чем их удовлетворить, им надо было отрешиться от идеалов, если таковые у них были.
Если, как проповедует Нуйкин, удовлетворить свои интересы только за счет собственного труда, то… это же будет и д е а л ь н о е общество! Опять двадцать пять! Как его создать? — вот в чем вопрос. С либеральной логикой не ограниченного ничем самоудовлетворения мы никогда не выберемся из этого «заколдованного круга». Интересы человека растут и растут. Предела им нет — завтра у меня возникнет потребность еще в чем-то, о чем я сегодня не помышляю. Я человек разумный и свободный (так о себе думает каждый!), и ничто меня не остановит на пути удовлетворения своих интересов. Ничто! И никто! Кроме… кроме самого себя. Тот случай, когда «милиция останавливает», рассматривать не собираюсь — в целом для общества такое «мероприятие» требует тоже значительного расходования средств. Значит, только я могу сам себя остановить и ограничить разумно мои прогрессирующие потребности. Но это же — и д е а л и з м чистой воды. А мы еще хотим прожить на матушке-земле энное количество времени для всеобщего кризиса. Экономический наступит вслед за моральным или кризисом идеалов. И если сейчас никто не говорит, что «будущее светло и прекрасно», то это еще не значит, что мы не знаем, что делать. Надо укреплять в человеке нравственное духовное начало.
Сейчас идет ломка сознания. Писатель Адамович, ссылаясь на слова А. Эйнштейна, вводит «поправку» к Библии. Она касается заповедей. Вполне серьезно, без тени сомнения, Адамович доводит до сведения человечества «одиннадцатую заповедь». По словам Эйнштейна (это же какой авторитет в Священном писании!), после всем известных «не убий», «не укради» в Библии была (или должна быть?) еще одна заповедь — «не бойся», которая, как может сообразить любой здравомыслящий человек, перечеркивает все десять предыдущих! Не бойся убивать, не бойся воровать и так далее.
Неужели носители одиннадцатой заповеди называют себя интеллигентами? Если так, то это большая трагедия. Если так, то опасения за ход перестройки небезосновательны.
Вспомним о «хрущевской оттепели». Это была оттепель для инакомыслия. Однако нельзя забывать, что параллельно с оттепелью на полях аграриев пронесся суховей дополнительного отчуждения народа от земли: «…плюс химизация и интенсификация сельского хозяйства». Можно ли академиков ВАСХНИЛ считать после этого интеллигентами? Или они все глядели в рот Хрущеву, который в принципе и не обязан был предвидеть последствия своего «раскулачивания» колхозников и гигантирования колхозов вообще. Это должны были предвидеть ученые-аграрии, интеллигенты. Это произошло с землей под гром армагеддона, названного поднятием целины? — Поднятая, она улетела. Что происходит с людьми на этих полях армагеддона — духовное опустошение, трагедия. Целина — это поистине битва человека с землей, беспощадная и жестокая. Человек вышел победителем — земля уничтожена. «Не бойся!» — говорит писатель Адамович. Надо бояться людей с таким «вероисповеданием». Они ни перед чем не остановятся, их только СПИД напугал. Три пугала в нашей прессе на данный момент: СПИД, «Память» и Нина Андреева. И названия у них соответствующие — «чума XX века», «черная сотня» и «главный враг перестройки».
Смею утверждать, что народ ни того, ни другого, ни третьего не боится, а побаивается, если пандемия захватит и нашу страну, то прямым виновником этого будет ничего «не боящийся» интеллигент. Но дело в том, что народ и Сталина не боится. Эка невидаль. Кто только не правил страной. Рюрика позвали, Джугашвили сам напросился. Даже были цари-самозванцы. Убивал или не убивал Годунов царевича, неизвестно, но у Сталина и его окружения «мальчики кровавые в глазах» запечатлены. Но «мальчики кровавые» не прощаются никому. Федор Михайлович говорил, что даже «две поганых старушенции» отмщаются, а тут дети невинные… Мрачная история наша, потому ее покрывают то мраком, то лаком. Но эти деяния тоже не прощаются. Ноосфера хранит информацию, в определенные моменты истории она прорывается сквозь мрак и лак. Сталинскую борьбу с «космополитизмом» можно объяснить ведь очень просто: к старости поплыли у него в глазах «мальчики кровавые», когда даже своих первых соратников и помощников Молотова с Кагановичем он «отдалил» от себя и от дел.
Если мы хотим вернуться к основам и идеям Великой Революции, то это не значит вернуться к основам хозяйствования — техпрогресс за времена ошибок шагнул далеко. Мы должны вернуться к человеческим основам, которые были порушены. Взглянуть на младенца и думать, что за человек должен вырасти. Надо вернуться к семье. Сегодня о деревенском жилищном комплексе говорят меньше, чем о семейных подрядах. Но если у этого «подряда» не будет добротной семейной усадьбы, то вырастут лишь мозоли и горбы, которые носить людям в конце концов надоест.