Военные приключения. Выпуск 2
Шрифт:
Крымцы и ставропольцы уже отогнали турок с большими потерями и тоже примкнули к колонне генерала Амилахвари.
И все это время, под неумолкающий артиллерийский и ружейный салют, который, казалось, раздавался в их честь, рота Крючкова, находящаяся на острие штурмовой группы, медленно продвигалась вверх. С невероятными трудностями, вися над страшной пропастью, практически с голыми руками, забросив ружья за спину, солдаты упрямо карабкались по почти отвесному склону. Крючков просил их перед началом подъема не подавать голоса ни при каких обстоятельствах, и теперь можно было видеть, как какая-нибудь фигура, не найдя опоры, молча срывалась и летела вниз, в пропасть. Ни один из тех, кто погиб при подъеме, не крикнул, умирая, и тем самым не подставил товарищей под турецкие пули.
Крючков не видел ничего этого. Он лез первым, свято соблюдая рыцарский кодекс офицера, в самые трудные минуты следовавшего девизу «Делай, как я». Он лез, страхуя и вытягивая тех, кто шел по этой стене за ним. Осознание того, что каждую минуту рота может быть обнаружена, отрезана и расстреляна прямо на стене турками, подстегивало его. Крючкову показалось, что прошло совсем немного времени с начала подъема, и вот они уже на зубцах отвесного, скалистого гребня, окружающего город с восточной стороны! На самом деле шел уже четвертый час пополудни.
Турки, наконец увидя совершенно изолированную, пробирающуюся по зубцам горсть русской пехоты и сразу осознав все преимущества доселе не занятой ими высоты, опасность ситуации для себя, если русские займут господствующую над батареями позицию, открыли бешеную стрельбу по малочисленному неприятелю. Огонь был чрезвычайно массированный — для этого османы почти перестали обстреливать крымцев и ставропольцев, сосредоточив всю ружейную мощь против роты Крючкова. Одновременно часть горцев из числа осаждавших цитадель отрядов Муниб-паши бросилась к той же высоте, надеясь достигнуть ее вершины по примыкавшему к их позициям пологому склону быстрее русских и тогда сбросить их штыками вниз. Но рота Крючкова дошла до вершины на несколько мгновений раньше. Тут же по приказу командира она открыла беспрерывный огонь по также приближающимся к вершине горцам, быстро заглушив их боевой пыл и завернув их обратно, по боевой линии турок и по их резервам. Находясь в чрезвычайно выгодном положении, Крючков после первых нескольких сумбурных залпов приказал людям действовать хладнокровнее и осмотрительнее, и русские начали вести выборочный прицельный огонь по тылам противника.
Турки принялись было горячо отвечать, но вскоре заметили, что их выстрелы, направленные вверх, не причиняют никакого вреда русской пехоте, а сами же они, находясь на открытой площадке для сидящих над ними, несут ежеминутно огромные потери. Несколько минут они еще выдерживали этот хладнокровный расстрел, но в конце концов, побросав орудия и лагерь, обратились в бегство.
Крючков, оставив на занятой высотке один взвод, под его огневым прикрытием с остальными тремя взводами перешел в наступление, захватывая батареи. Одновременно с ним крымцы и 4-я рота стрелкового батальона, воспользовавшись тем, что турки перенесли практически весь огонь на роту Крючкова, также пошли вперед, поднялись на возвышенность и штыковым ударом выбили артиллерийскую прислугу и пехоту прикрытия, которые, несмотря на всеобщее бегство правого фланга турок, не могли отступить, отрезанные стрелками 2-й роты. Преследование турок продолжалось до самого их лагеря, расположенного за городом.
Оставался, однако, еще Измаил-паша. Тер-Гукасов приказал обстрелять его колонны из всех девятифунтовых орудий отряда, и турецкий военачальник, и до того не особенно рвавшийся в бой, счел сие достаточным для прекращения наступления на гяуров.
Так закончилось Баязетское сражение, по праву считавшееся славнейшим в боевой истории Эриванского отряда, одним из героев которого отныне стал поручик Крючков, награжденный за этот бой орденом Святого Георгия IV степени.
В войну достается всем находящимся на передовой, независимо от рода войск. Вот и в русско-японскую войну множество саперов 6-го батальона заслужили всеобщую известность и уважение храбростью и спокойным выполнением воинского долга под губительным огнем противника.
28 сентября 1904 года, в период первого наступления русских войск на позиции Пензенского полка, занимавшего так называемую Лесистую сопку с расположенной на ней кумирней, было жарко. Разумеется, не о погоде речь кто на войне обращает внимание на такие мелочи! Жарко было от японской шрапнели. Энергично стреляла и неприятельская пехота. Позиция пензенцев простреливалась, казалось, насквозь — не было ни одного места, где человек мог чувствовать себя хотя бы в относительной безопасности. Стоило только поднять голову, как десятки и десятки осколков и пуль начинали жужжать у самого уха. И чудилось, что все они летят именно в тебя. Так было в окопах, а уж что говорить о том, когда люди покидали их…
Но военная необходимость диктует собственные законы, расходящиеся с обычными. И инженер-капитану Рукину понадобились посыльные — для четкого взаимодействия всего подразделения. Самих посыльных давно уже всех повыбило, и теперь Рукин приказал кликнуть добровольцев. Вызвалось трое. Один из них был старший унтер-офицер Иван Бахарев. На протяжении длительного боя Бахарев под убийственным огнем японцев передавал приказания, получаемые от капитана.
После сражения 3-я рота, в которой он служил, единодушно присудила ему знак отличия военного ордена Святого Георгия IV степени.
Через четыре месяца Бахареву довелось отличиться еще раз. Дело уже происходило у деревни Ванзявона, где действовал своднострелковый корпус в ходе операции под Санделу. Бахарев под частым и весьма метким огнем противника распоряжался работами по укреплению деревни, не обращая внимания на опасность. И делал он это так естественно, что ему искренне завидовали и восхищались им не только его товарищи по батальону, но и корпусные стрелки, за долгие месяцы войны неоднократно повидавшие уже смерть, разучившиеся, казалось, бояться чего-либо на свете, как и чему бы то ни было удивляться. Но даже они теперь пасовали перед посмеивающимся под их громкими похвалами Бахаревым.
Однако работы по укреплению деревни оказались напрасными — последовал приказ командира корпуса генерала Кутневича отойти в деревню Чжантаньхенам. После передислокации, произведенной весьма поспешно, генерал Кутневич кликнул добровольца: проверить, не осталось ли в Ванзявоне кого-либо из солдат, в спешке все могло приключиться. Солдаты замялись. Дело было настолько опасным, что шансов вернуться с докладом практически не оставалось. Затянувшееся молчание нарушил Бахарев.
— Я готов, — звонко отозвался он в ответ на очередной призыв.
Вскоре Бахарев уже направлялся в сторону Ванзявоны. Поначалу предполагалось, что для этого дела потребуется несколько человек, но поскольку желающих больше не нашлось, то он пошел один.
Японцы усиленно обстреливали новые позиции русского корпуса, разведчику почти всю дорогу пришлось пробираться ползком.
Задание он выполнил быстро и точно: собственными глазами убедился, что из русских в деревне никого не осталось. Зато один из стрелковых полков оставил множество инструмента в сарае на околице. Саперное сердце Бахарева было возмущено, он не забыл изложить сей факт в докладе.