Военные приключения. Выпуск 6
Шрифт:
Возвращаюсь к машине и с полным небрежением к моим таинственным преследователям, закуриваю. Сей вызывающий жест в достаточной степени аргументирован, ибо попытка повторного сближения вряд ли последует в ближайшую минуту. В то же время я надеюсь, что этот бесхитростный, тысячекратно испытанный прием придаст мне бодрости, ибо честно говоря, мне не по себе. Я издерган, раздосадован. Напряжение сегодняшнего дня не прошло с приходом ночи. Конечно, глупо было располагаться на ночлег в таком безлюдном месте, но тут уж, как говорится, все мы умны задним числом.
Сейчас я лягу, буду пытаться уснуть,
Ольга появляется из темноты столь неожиданно, что я вздрагиваю: на ее месте мог оказаться кто-нибудь другой. Сколь пристально мысли мои ни заняты другим, все же успеваю отметить, что выглядит девушка отменно и, по-видимому, еще не ложилась.
— Не спится, — объявляет она.
Мне тоже. Ни о чем другом моя спутница, будем надеяться, не догадывается. В тот самый момент, когда я говорю ей, что лучшее средство борьбы с бессонницей — хорошенько встряхнуться, мне приходит в голову — к а к.
— Встряхнуться?..
— Поехали на свадьбу! — предлагаю я.
— Вы удивительно однообразны, — вздыхает Ольга. — И потом, сейчас не самое удачное время для шуток.
Конечно, мы уедем отсюда, даже если мне придется уговаривать ее до утра. Сколько же событий может произойти до утра, если полночь еще не наступила! Нашу улыбкой нахлынувшее на меня смятение и обращаюсь к девушке со словами:
— А знаете, Оля, это ведь с самого начала не было шуткой.
Ночная дорога действует на меня освежающе. Возможно, потому, что нас никто не преследует. Мелодии, льющиеся из приемника, способны взбодрить самого отъявленного скептика, к каковым, к счастью, причислить себя пока не могу. Что касается Ольги, то она забилась в угол и молчит. Я не делаю никаких попыток разговорить девушку. Мы оба понимаем, что наше поспешное бегство с побережья было продиктовано отнюдь не свадьбой, и у нас обоих есть основания это не обсуждать друг с другом.
В таком вот настроении мы приближаемся к месту действия. Искомую деревеньку можно приметить с расстояния в добрый десяток километров, а на среднем плач не происходящее являет собой нечто среднее между извержением Везувия и карнавалом в Рио-де-Жанейро. С небес на это буйство света радостно взирает луна в окружении сонма ликующих звезд. Люди веселятся, у людей праздник — так почему бы, черт возьми, об этом не узнать всей Вселенной и не возрадоваться!
Лихо торможу у знакомого двора, и за ту минуту, по истечении которой наше прибытие станет центром всеобщего внимания, успеваю рассмотреть детали. Несмотря на поздний час, веселье в самом разгаре. Ломятся от яств накрытые во дворе столы, во главе которых я замечаю Автандила Гоголадзе. Между столами и погребом курсируют женщины с кувшинами, чье содержимое, надо полагать, покрепче газировки. Аппетитно дымится невероятных размеров мангал, способный вместить быка. Играет небольшой, но звучный оркестр национальных инструментов. Молодежь демонстрирует себя в танце, и почтенные аксакалы с воодушевлением приветствуют каждый удачный выпад.
Преисполненный скрытого достоинства, сдержанно гляжу на Ольгу — кажется, здесь кто-то сомневался? — и обнаруживаю прямо-таки разительные перемены. Девушка возбуждена. Она смеется. Ее захлестнула эта атмосфера безудержного веселья. Она выходит из машины и предлагает мне руку. Я следую за ней, успевая подумать о том, что даже такое, в целом безотрадное явление, как извержение вулкана, может содержать в себе некий положительный момент, если дело происходит холодной зимней ночью.
Появление красной «Нивы» замечено. Для опытного глаза Гоголадзе не составляет труда определить, кто перед ним. Тамада взмахом руки останавливает танцы, поднимает новобрачных, родственников, гостей и сам во главе колонны движется нам навстречу. Пораженные размахом встречи, мы несколько теряемся.
— Дорогой! Я знал, что ты приедешь! — раскрыв объятия, гудит Автандил.
Мы обнимаемся. Пока участники торжественной встречи перестраиваются в живописное полукольцо, тамада, радостно косясь в сторону Ольги, успевает шепнуть мне на ухо:
— Кто это?
Ситуация не оставляет времени на раздумья.
— Это… — начинаю я, надеясь, что некий голос свыше сподобит меня закончить фразу.
— Твоя жена! — догадывается Гоголадзе.
Ход его размышлений несложен. Эдакая прелесть может быть либо ангелом, либо супругой. Но нынче ночью в ангелов здесь не верят.
Участники этого короткого разговора столбенеют, каждый на свой лад. Я — от смущения. Почтенный тамада — от восторга. Не теряет присутствия духа лишь девушка. Она встряхивает головкой, чем приводит нашего огнеборца в состояние, близкое к экстазу, и представляется:
— Ольга.
— Добро пожаловать, дорогая Ольга! — грохочет Гоголадзе, и горы возвращают подобное обвалу эхо. — Добро пожаловать!
Он делает знак оркестру. Звучит что-то вроде марша. Чувствуя себя последним болваном, шепчу на ухо Ольге:
— Они приняли вас за мою жену. Надо исправить это недоразумение.
— Успеется, — улыбается она.
Улыбка адресуется всем, и каждый без зазрения совести относит ее на свой счет. В рядах лихих джигитов наблюдается массовое подкручивание усов. Два-три экземпляра покрупнее теснят своих соседей, занимая выигрышные позиции.
Тамада жестом останавливает музыкантов и приступает к представлению участников событии.
— Наши новобрачные. Посмотри, какие красавцы!
Действительно красавцы! Известный на всю Грузию животновод строен, как утес, и гибок, как лоза. Румянец на щеках известной на всю Грузию чаевода подобен розе на заснеженном склоне Эльбруса. Я жму руку жениху. Ольга обнимает невесту.
— Поздравляем!
— Спасибо! Спасибо, что приехали.
— Нателла, Софико, Сулико, Георгий, Зураб, Гоги, Эллочка, Григорий, дедушка Шота, Тамара, Шалва, Гиви, Кахи и маленький Самвельчик, — называет тамада.
Жму чьи-то руки, похлопываю по чьим-то плечам, меня целует какая-то игривая молодка.
— Очень приятно.
— Очень…
— …приятно!
— Очень!..
Раздвинув толпу, на передний план выдвигается толстый краснощекий молодец с усами в пол-лица, не упомянутый в вышеприведенном списке.