Воевода
Шрифт:
А когда доехал до палат, то продолжил чиститься.
Выпил самого сильного слабительного, что ему смогли заварить. Дождался поноса. Ну и параллельно пил много воды, несколько раз повторив прием с искусственно вызванной рвотой. Чтобы эта жидкость выносила наружу остатки пищи.
Потом же, когда он уже едва стоял на ногах от этих процедур, начал пить молоко. Много. До тошноты. Так как молока, как и белок свежих яиц очень хорошо связывал ртуть с мышьяком, не давая им всасываться…
Меры банальные. Однако они дали определенный позитивный эффект.
— Данила, — тихо позвал воевода своего соратника.
Тот шагнул ближе.
— Я здесь.
— Бери своих ребят и езжай к вотчине.
— А если там ловушка?
— А ты не спеши. Тати через мост не пойдут. Через лес сунутся. По дорожке. Вот ты там в лесу и сядь. Посмотри, что к чему. Если большие силы будут — отходи. Не рискуй. Но мню — небольшой отряд придет и попытается с наскока взять.
— А Тула?
— Спиридон.
— Я тут.
— Дозоры вышли. На день и на два пути. И людей предупреди, что может набег быть. Остальных в городе держите. Готовьтесь…
На том и порешили. Противиться воле воеводы, да еще едва ли не предсмертной, никто не стал. Тем более, что в городе оставалось достаточно сил для обороны. Больше, чем в старые осадные сиденья.
Полк ныне был еще полуфабрикатом. Но очень интересным. Ибо Андрей его крутил-вертел как мог и хотел. Вводил новые названия, звания и прочее, прочее, прочее. Не говоря уже про жуткую жуть устава, который он не только выдумал, но и неукоснительно насаждал.
Тульский полк на бумаге к весне 1556 года состоял из двух рот конных копейщиков, одной роты конных лучников и трех рот конных стрельцов. Хотя на практике их называли по-простому — копейщиками, лучниками и стрельцами.
Ядром новой организационной структуры стало отделение из двадцати бойцов под началом командира — урядника. Три отделения сводились в турму со своим головой — поручиком. А три турмы составляли роту. Таким образом получалось, что в роте сто двадцать восемь бойцов, не считая командира подразделения — капитана и знаменосца-прапорщика, что нес в руке маленький флаг роты — прапор. Во всяком случае, именно такой строевой состав был утвержден на бумаге. Но то — на бумаге. На деле же рота Даниила являлась единственной ротой полностью укомплектованной и набранной…
— Как он там? — спросил Агафон, увидел Данилу, вошедшего в церковь.
— Слаб. Бледен. Но держится.
— Сдюжит?
— Все в руках Господа нашего, — произнес капитан. Перекрестился. А потом обратился к священнику, отведя того чуть в сторонку. — Отче, я за советом зашел.
— Слушаю сын мой, — махнув рукой Агафону чуть отдалиться.
— Он отправил меня к вотчине. Предупредили его. Сказал зайти с леса и сесть в засаде. Мало ли татары сунутся. Вот
— Ну раз сказал, так и поступай.
— Много людей слышали его слова.
— И что?
— Его ведь отравил кто-то из своих. Тот, кто сопровождал его в поездке. И имел возможность плеснуть яду в котел. И он мог все слышать. И сообщить татарам.
— А ты думаешь он в сговоре с ними?
— Даже если и не в сговоре, то весточку бы пошлет им, если уже не послал.
— И что ты предлагаешь?
— За тем и пришел к тебе. Не знаю, как поступить. Вот. Совета прошу.
Священник кивнул Даниле и начал прохаживаться по храму. Минуту. Другую. Третью. В полной тишине.
Купец Агафон, отстранился от их беседы и отойдя в сторонку, молился, глядя на распятие. Крестился и молился. Молился и крестился. Истово и увлеченно. А перед ним в небольшом деревянном лоточке с песком горела толстая свеча. Их тут не так много было, и они не отличались дешевизной. Но он не пожадничал — поставил большую. Так как с Андреем он связывал свою жизнь очень крепко. И успех. И будущее.
— Кто-то из своих, говоришь? — после очень долгой паузы спросил отец Афанасий, вновь подойдя к Даниле.
— Так.
— Подозреваешь кого?
— Нет. Мне сложно представить, что кто-то из моих боевых товарищей такая мразь. Но больше некому. Не работники же себя сами потравили?
— А больше к котлу никто не подходил? Со стороны.
— То, что Андрей останется именно у этого котла никто точно заранее не знал. Так что яд плеснуть мог только тот, кто рядом с ним находился. Совсем рядом. И не ел сам. То есть, любой и ближних.
— Хорошо. Мне кажется, я знаю, что делать. Агафон. Поди-ка. Поди.
— Закончили секретничать? — устало и как-то грустно спросил он.
— У тебя под рукой лодки есть? Несколько крупных лодок. Десяток или даже дюжина.
— Есть. А что?
— Значит так. Ты, — указал он в сторону Данилы, — уводишь своих людей на север. Вниз по Упе.
— Как вниз?!
— Помолчи! Я, по секрету, шепну кому надо, что ты решил не совать голову в петлю. И переждешь грозу в стороне. Андрей де скоро умрет. И ради него рисковать глупо. Сам же, отойдешь по реке. Скроешься из вида. И будешь ждать Агафона.
— С лодками?
— С лодками. И на них по темноте минуешь Тулу.
— А лошади?
— А лошадьми Агафон присмотрит. Если мы их окольными путями станем отгонять — заметят. Так их не проведешь. Тем более там крепость добрая. Сядете внутри тишком…
Глава 6
1556 год, 19 мая, вотчина Андрея на реке Шат
Вотчина жила своей жизнью. Спокойно и размеренно.
Из необычного в глаза бросалось только одно — люди почему-то далеко не отходили от укрепления. А все дети по неведомой причине «играли» исключительно на крепостной стене, поглядывая по сторонам. Немного странно, но не более.