Воевода
Шрифт:
Шло время — прошла Масленица с ее веселыми гуляньями, кулачными боями и сжиганием соломенного чучела. А после нее, в свой черед, в свои руки взяла бразды правления весна. Снег сразу осел, везде появились лужи, и дороги через несколько дней развезло так, что они стали непроезжими.
Я занимался с ратниками у себя во дворе, набивая руку, оттачивая свои умения и мастерство своего воинства. С утра и до обеда я гонял холопов до седьмого пота — не делая исключений и для приемного сына. Васятка уже вымахал с меня ростом, легко
Для стрельбы из лука сила нужна немалая, постоянные тренировки, да и капризен лук — боится влаги. Поэтому под дождем из него не стреляют. Испортить его — пара пустяков, а стоит дорого.
Мушкет же громыхает сильно, ствол гладкий, прицела нет, относительно точно можно попасть пулей только с близкого расстояния, а заряжать Долго, в минуту всего-то один-два выстрела, и то при определенном навыке сделать можно. Но! При всех этих недостатках за огненным боем — будущее.
Из мушкета Васятка уже стрелял, я его обучал сам. Но своего у него не было. А пора уже парня в походы брать, чай — боярский сын, и надо его приучать нести службу.
«Ладно, время для выбора личного оружия еще есть, понаблюдаю пока со стороны за его успехами», — решил не торопиться я.
Пока сохли дороги, заняться было решительно нечем. Народ сидел по деревням, селам и городам, и лишь отдельные всадники рисковали проехать по неотложным делам.
Между тем я уже обдумывал свои действия по дальнейшим раскопкам подземелья — кого привлечь, что обследовать.
Однако планы мои были внезапно нарушены. Явился Федька-заноза и доложил, что у ворот стоит монах и спрашивает меня.
— Чего ему надобно?
— Не сказывал, говорит — только боярину самому скажу.
— Зови!
Я спустился в горницу. Федька меж тем ввел в комнату монаха-чернеца.
Был он в заляпанной грязью рясе, клобуке и рыжих от глины сапогах. Войдя, повернулся к красному углу, перекрестился, отвесил поклон иконам. Повернувшись, поклонился и мне и неожиданно густым басом, никак не вязавшимся с его щуплой фигурой, поприветствовал:
— Здравия желаю, боярин!
— И тебе того же. Присаживайся.
Монах степенно прошел к лавке, подобрал полы рясы и уселся. Я молчал, выжидая — все же он ко мне пришел, а не я к нему, пусть первый и начнет разговор.
— Поклон и привет тебе передает настоятель Савва.
От нежданного приветствия и громового баса я вздрогнул.
— Федя, выйди, нам одним поговорить надо.
Федька вышел.
— Правильно, лишние уши нам ни к чему. Плохие ноне дороги, однако — еле добрался.
— Это же какая нужда привела тебя в мой дом?
— Не сам, по велению настоятеля.
— Внимательно слушаю.
— Гость тайный в монастырь прибыл, в городе появляться не хочет, — понизив голос, сообщил монах. — Оба — и настоятель и гость — с тобой встретиться хотят.
— Что, прямо сейчас?
— Велено не мешкать.
— Ах ты, господи! Да ведь на дороге лошадь по брюхо увязнет!
— Мне велели — я передал, а ты услышал. Решай сам. А я в Никольский собор пойду.
— Может, перекусишь?
— Пост! — рыкнул монах.
Ему бы с таким басом в хоре церковном петь, а не по дорогам грязь месить.
Монах поклонился, осенил меня крестом и вышел. Федька проводил его до ворот. Я вышел на крыльцо: — Федя, запрягай!
— Куда ж тут ехать? Коня только запаришь!
— Я недалеко.
Федька пошел на конюшню, я же стал собираться в Спасо-Прилуцкий монастырь. Оделся скромно, в темное, однако же саблю к поясу прицепил и пистолет за ремень сунул.
В городе улицы были частично вымощены дубовыми плашками, потому ехать по ним мне не составило труда, а вот как только я выехал за городские ворота, так и остановился в задумчивости. На дороге была грязь — жидкая, перемешанная множеством ног и копыт тех бедолаг, которым попасть в город нужно было просто позарез.
Стражник от городских ворот, видя мою нерешительность, посоветовал:
— Ты по обочине, боярин, езжай, там потверже. Да полы кафтана за пояс заткни, меньше забрызгаешься грязью-то.
Так я и сделал. Но тем не менее несколько верст до монастыря добирался не меньше двух часов. От коня перед воротами монастыря валил пар, и он дышал, как после долгой скачки.
Не успел я спрыгнуть с коня и постучать, как ворота распахнулись, и вышел уже знакомый привратник.
— Заходи, заждались уже.
— Попробовал бы сам добраться по такой дороге, — буркнул я.
Пройдя знакомым путем, я постучал в дверь и, получив приглашение, вошел.
За столом сидел настоятель Савва. Завидев меня, он поднялся, пошел навстречу. Мы поздоровались, как старые знакомые.
— Проходи, присаживайся.
Я уселся.
— Прости, что вызвал в распутицу, да нужда заставила.
— Я уж привык, настоятель. Время выбираешь не ты, а обстоятельства.
— Истинно так!
Савва кашлянул, подав знак.
Из темноты вышла мужская фигура в черном плаще и капюшоне. Я непроизвольно схватился за пистолет. Мужчина откинул капюшон.
Ба! Да это сам Федор Кучецкой! Вот кого не ожидал здесь увидеть!
Федор улыбался. Я шагнул ему навстречу, и мы крепко обнялись.
— Ну, вижу, знакомить вас не надо, — довольно улыбаясь, произнес Савва.
— Да уж не надо, — крепко хлопая меня по плечам, ответил Федор. — Это мой побратим, в одной братчине мы.
— Гляди-ко! — удивился Савва. — А мне ничего не сказал! Садитесь други, потом обниматься будете. Дело не терпит отлагательств. Я вас оставлю, поговорите наедине. — Савва поднялся и вышел.