Воевода

Антонов Александр Ильич

Но и у Даниила были причины не идти на какое-либо соглашение с Губенчи. Ему мешали чувство долга и совести: не дать врагу волю чинить зло на родимой земле, не позволить ему вольничать на просторах Руси, и придётся обломать ордынцам ноги и руки здесь, под Мценском. И потому ни о каком обмене на оружие или золото и речи больше не должно быть. Княжич и нукер сыграют другую роль.

Так решил Даниил уже на рассвете погожего летнего дня. Он знал, что вот-вот близ восточных ворот появится мурза Могата и будет кричать ему, что он, дескать, играет с огнём, ежели не хочет идти

ни на какой обмен. Да, он начнёт игру с огнём. И пусть в этой игре Всевышний рассудит их праведно. Даниил уже подумывал, как отправить княжича и нукера в Москву или хотя бы в Калугу, но пока не видел такой возможности, да и думать о том было недосуг. Едва поднялось солнце, как у восточных ворот появился мурза Могата. Правда, сегодня он был в сопровождении одного всадника, у которого не было лука и стрел. Могата подъехал ближе, чем обычно, и крикнул:

— Воины урусы, позовите своего главного воеводу!

Даниил в это время был в восточной башне и в бойницу видел Могату. Тот был так близко, что ему хотелось пустить в наглеца стрелу: всё одним врагом будет меньше. В башню заглянул стременной Захар.

— Батюшка-воевода, там опять желтолицый тебя зовёт.

— Скажи ему, чтобы проваливал подальше. Не будет у нас мирной беседы.

Захар ушёл, но вскоре вернулся.

— Там вроде ихний князь явился. Свита при нём.

— Упрямы, — с досадой произнёс Даниил и покинул башню. Близ неё он увидел Ивана Пономаря и позвал его: — Идём, послушаем, что скажет князь Губенчи. Похоже, радеет за сына.

— Вот как! Сам пожаловал?

— То-то и оно. Серьёзный разговор будет.

— Слушай, воевода. Не отдавай ты ни за какие калачи княжича. Выстоим ноне день, а ночью прорубим в становище ногаев дверь и отправим его в Москву. Как ты на это смотришь?

— Морока мне с тобой, Иван. Ты мои желания даже во сне угадываешь.

Они поднялись на стену и увидели большую группу всадников. Среди них возвышался на рослом коне сам князь Губенчи. Подумал Даниил, что хорошо бы пустить в эту кучу пару ядер — то-то наломали бы дров! Но над всадниками на лёгком ветру колыхалось белое полотно. Не стрелять же в тех, кто ищет мира! И Даниил показался в бойнице между кольями. Сегодня воевода был в кольчуге и в шишаке: помня о коварстве врага, принял меры защиты. Он молчал, вызывая на первое слово князя Губенчи, и тот не замедлил сказать зло и несправедливо:

— Зачем ты украл моего сына? Лишь воры так поступают по ночам.

Даниил в ответ не произнёс ни слова. Сам тон Губенчи оскорблял его, но он не хотел платить врагу той же монетой.

— Говори свои условия, шайтан. Мне теперь известно, что мой сын у тебя. Если ты отпустишь его, я дам тебе кибитку сабель с золотыми рукоятками. Ты доволен?

Даниил вновь ничего не ответил. Он пришёл к мысли, что такой «разговор» быстрее откроет истинное лицо врага, его тайные побуждения. Он уже знал по беседе с Могатой, что князь Губенчи может только пообещать короба добра. На поверку они окажутся пустыми.

— Ты мне покажи сына! — продолжал кричать князь. — И за это получишь сто сабель. Я свою саблю отдам, а ей цены нет. — Когда и на этот

раз Даниил промолчал, князь Губенчи взорвался: — Ты можешь молчать до полудня, а потом будешь молить о пощаде, но не услышишь милости!

И тут Даниил сказал те единственные верные слова, которые должны были отрезвить князя Губенчи и уберечь от напрасной гибели тысячи его воинов:

— Слушай теперь меня, Губенчи. Ты знаешь, что Казань уже никогда не придёт тебе на помощь в твоих разбоях. Уже не с тобой удмурты, черемисы, мордва, чуваши. Скоро и Крымская орда рухнет под ударами русской рати. Близок конец Астраханскому ханству. С кем ты и твой правитель Большой Ногайской орды каган Исмаил останетесь? Потому мой тебе совет один: складывай со всей своей ордой оружие и иди на службу к русскому царю. Тогда и сын твой будет при тебе.

— Ты необрезанный гяур! Я вздёрну тебя на воротах этой крепости сегодня же!

Губенчи хлестнул плетью коня, ногайский скакун поднялся на дыбы, развернулся и поскакал к роще. Вся свита умчалась следом.

— Вот и поговорили, друг мой Ванюша, — грустно улыбнулся Даниил и спустился по лестнице с помоста. Внизу сказал: — Иди и расставляй своих ратников, кого на стены, а кого к бойницам.

— Ты ответил ногайцу правильно. И правда за нами. — С тем Иван и ушёл.

Даниил увидел Захара и позвал его.

— Найди воеводу Григория и Степана. — Даниил, увидев небольшую толпу горожан, подошёл к ним. С лёгким поклоном произнёс: — День добрый, хотелось бы мне молвить, но он у нас будет нынче жаркий. Так вы уж помогите посильно. И наперво следите за крышами, чтобы ордынцы град не подожгли. Водой запаситесь для того. Ежели можете, женщин пришлите под стены: раненых перевязывать. У меня всё. — Заметив Григория и Степана, пошёл к ним. — Давайте присядем там, на брёвнах. Разговор есть. — Все прошли к брёвнам, уселись. — Григорий, как у нас с кормом?

— Две недели без подвоза продержимся.

— Это хорошо. А для коней?

— Сам знаешь, Фёдорыч. Тут хуже. Даст Бог, неделю без подножного корма продержатся. А потом...

— Что ж, не совсем плохо, ежели не будем почивать на лаврах. А в Москву ты не хочешь сходить?

— Не могу. Тут моя служба. А так, кто от такого блага откажется...

— Степан, а ты как?

— Тем более не могу. Да и зачем?

— Об этом сейчас и скажу. Надо бы отвезти к царю-батюшке княжича Чаудала. Как я понял, княжич — внук кагана Большой Ногайской орды. Когда-нибудь он унаследует трон. Так пусть он получит в Москве воспитание и проникнется дружбой к русскому народу. Ну, как царевич Шиг-Алей. Ведь ни в чём не пошатнулся...

— Всё это разумно, — повёл речь Степан. — Но для этого ни воеводе Григорию, ни мне в Москву идти не надо.

— Ты так думаешь?

— И думать нечего. Послать пятерых молодцев, что со мной ходили, и они за милую душу доставят ордынцев к царю.

— Ты уверен?

— Как в себя. Да Кирьян один в Москву медведей водил, а тут — щенков пару...

— Тогда приготовь отправить, кого сочтёшь нужным. Я отпишу. И при первом удобном случае прорубим дверь близ Снежети.