Воевода
Шрифт:
За действиями двух князей наблюдали Даниил и Иван. Они встали против лестниц, по которым взбирались князья, и ждали их. Вот появились два нукера, и ратники по знаку Даниила сбили их с карниза. Ещё двух ждала та же участь. В это время выбрались на карниз Епанча и Губенчи, и им позволили приблизиться к стене. Но на том игра с огнём и закончилась. Появившиеся следом за Губенчи и Епанчой нукеры были расчётливо сбиты, лестницы на всём пространстве стены отброшены. Лишь чудом два нукера уцелели и подоспели к своим князьям. Два воина и два князя остались на стене одни против десятков воинов. Но ближе всего к ним были воевода Даниил и тысяцкий Иван. Епанча закричал:
— Я тебя помню по Казани! Помню!
Даниил оказался в затруднительном положении, но сзади к нему пробился Степан и, остановившись бок о бок, крикнул:
— Воевода, так нельзя рисковать!
Он кинулся на нукера. Натиск Степана был так стремителен, а удары так сильны и молниеносны, что нукер и не заметил, как вышибли из его рук саблю, и Степан пронзил его в грудь.
А Даниил той порой отбивал удары Епанчи, и бой у них шёл ровно. Епанча не знал, что у Даниила есть в запасе неотразимые удары. Сабля Адашева, отбив новый удар врага, как-то очень быстро вонзилась Епанче в живот, и тот рухнул на настил.
И тут все услышали громовой голос Пономаря. Он поступил, как Степан: выбил из рук нукера мечом саблю и ударил его своим оружием по голове. Потом в мгновение ока повернулся к Губенчи ударил и его плашмя мечом, оглушил, и Губенчи упал. Но на этом богатырь не кончил своего дела: он положил меч на настил, схватил Губенчи двумя руками, поднял и выбросил во двор крепости.
— Полежи там. Ещё пригодишься нам в Москве! — крикнул Пономарь.
Вдруг ратники заметили, что на карниз уже никто из крымцев и ногайцев не лезет, — все они толпами бегут от крепости. Даниил закричал:
— Огонь по врагу! Огонь!
И сколько было на стене стрельцов и лучников, все они начали стрелять по убегающим врагам.
В этот переломный момент сражения Даниил принял единственное и верное решение: поднять в седло весь полк и сбить с рубежа всех ордынцев, которые ещё оставались в видимости от восточных ворот. Он позвал Ивана и Степана и приказал им:
— Оставьте на стенах по две сотни воинов, всех остальных в седло! И гнать, гнать всех татар и ногайцев, если они ещё сами не догадались убежать!
К вечеру на многие версты от Мценска не было ни одного ордынца. Только тысячи их трупов устилали землю. Возвращаясь из погони за отступающими ордынцами, ратники Адашева нашли множество брошенных кибиток, повозок, и во многих из них оказался корм для воинов. Там было пшено, сыр, вяленая баранина, лук, чеснок — всё, что брали с собой в набеги степные кочевники.
А на другой день после сражения Даниил поднял всех ратников и горожан на важное работное дело. Он вывел их из крепости, и все стали копать ямы и сбрасывать в них трупы ордынцев, лошадей. Даниил знал, что, не прими он такие меры, может нахлынуть чума, которая страшнее любого сражения. Перед тем как начать работы, Даниил сказал, что всё ценное, всё оружие будет собственностью того, кто добудет его в труде. И воины, горожане сделали невероятное: они убрали за два дня тысячи трупов. В эти дни всюду горели костры, дабы добрым духом смолянок очистить воздух, уже пропитанный смрадом.
В эти же дни в крепости захоронили павших воинов. Их было значительно больше, чем после первого приступа ордынцев. Вновь были выкопаны братские могилы, вновь священник Пимен отслужил панихиду по усопшим. Но жизнь постепенно входила в мирное русло.
Вскоре из Москвы вернулись пятеро охотников во главе с Ипатом. Они удачно довезли добычу до Разрядного приказа, отдали отписку Даниила князю Михаилу Воротынскому и передали княжича и нукера. Воротынский поблагодарил охотников, выпил с ними хмельного, попотчевал обедом и всё хвалил Адашева. Он же отправил с Ипатом подьячего Фадея
— Ты бы, батюшка-князь, послал с нами кого-либо до Адашевых, поклон передать от Даниила Фёдоровича да ночлег получить там.
Воротынский, не глядя Ипату в глаза, ответил:
— Времени у вас нет по ночлегам ходить, служилые. В приказе есть покой — вот там и ночлег вам будет. А утром на зорьке в обратный путь.
Ипат всё подробно пересказал Даниилу, что было с ними в Москве. Даниил выслушал молча, не перебивая. Но сердце подсказало ему, почему князь Воротынский не пустил Ипата и его сотоварищей на Сивцев Вражек. Там, в палатах умирал батюшка Даниила, и князь не хотел нанести ему неутихаемую боль утраты. Знал князь, что в таком случае воевода и голову потерять может. Всё было сделано князем Михаилом во благо Даниилу, и потому он не обиделся на князя. Выслушав Ипата, он готов был вскочить на коня и умчать в Москву.
И пришло для Даниила Адашева время мирного воеводства в Мценске.
В «Русском библиографическом словаре» написано так: «В июле 1556 года Данила Адашев был ещё во Мценске, а в октябре шёл уже в Ливонию воеводою передового полка, а с ним казанские люди из Казани и из Свияги, и из Чебоксари, и черемисы, и новокрещены».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
ПРОЩАНИЕ
Как оказалось на поверку, Даниилу нелегко было уехать из Мценска, где он простоял на воеводстве больше года. Его удерживали воины, с которыми он защищал крепость от врага. Ещё в Борисоглебском было сказано им полусотне ратников, что они, послужив в Мценске, могут получить там землю во владение, построить дома и зажить семьями. Большинство из этой полусотни почувствовали извечную тягу к земле, и, когда прогнали от города ногайцев и татар, тяга вспыхнула с новой силой. Воины просили воеводу Адашева сдержать своё слово, проявить к ним милость и помочь обзавестись землёй. К борисоглебским присоединились многие другие ратники из тех краёв, где земля была не родимой матушкой, а жадной мачехой: не кормила она землепашца, как он ни старался на ней трудиться. Говорили о своей нужде ратники чуть ли не со слезами на глазах. И как же Даниил мог отвернуться от них, не порадеть, тем более что земля вокруг Мценска пустовала на многие версты вокруг!
Даниил понимал ратников. Хотя им и было сказано, что они могут получить землю, но дело это было хлопотное и требовало терпения. Имелось у Даниила одно преимущество: он являлся в Мценске воеводой и единоличной властью над всем населением города. И, помня наказ Разрядного приказа оставить в городе после летнего несения береговой службы гарнизон, он решил своей властью наделить землёй тех, кто оставался служить. Вскоре на свободном полевом пространстве вокруг Мценска, близ лесной чащи и реки Снежеть начали обживаться двадцать три ратника-домохозяина, неимущих мужиков Борисоглебского и деревень, входящих в вотчину боярина Фёдора Адашева. Поднимались избы и в других облюбованных местах около Мценска. А всего набралось сто двадцать семь будущих домохозяев. Волею воеводы Даниил разрешил воинам брать лес на возведение домов, изб, хозяйственных построек. За всё это они должны были защищать Мценск и земли вокруг него от нашествия врагов. Понимал Даниил, что это громко сказано: «защищать от врагов», — но в том и другом случае это были уже ратные служилые люди. И если близ Мценска их осядет двести или триста человек, то при нужде они будут сведены в сотни, а там, с ратниками из других мест, и в полки. Так или иначе, но, наделив землёй ратников, кои к нему обратились, Даниил мог с чистой совестью отправляться в Москву.