Воевода
Шрифт:
— Возвращайся к гяурам и скажи: чтобы сегодня же выдали моего сына. И я исполню их волю: дам пять кибиток оружия и уйду от крепости.
— Я всё передам слово в слово, — ответил Могата.
— И добавь, что, если вечером не будет обмена, завтра утром я иду приступом. Я покажу им, как заниматься разбоем!
— Передам и эту твою волю.
— Иди же!
Могата с поклоном покинул шатёр. Проводив мурзу, Губенчи опустился на ковёр, скрестив калачом ноги, и вновь задумался. Он счёл, что его сын у русских, но в крепости ли он? Что если те, кто его похитил, не успели вернуться до рассвета в крепость и теперь отсиживаются где-нибудь? Может, спрятались в лесу. «Будь проклят этот русский лес», —
— Разделитесь пополам и идите в обе стороны вокруг становища. Ищите моего сына.
— Великий князь, — подал голос один из нукеров, — в степи мы осмотрели каждый куст до реки и Чаудала не нашли.
— В лес идите! В лес, к шайтанам! Там они спрятали моего сына! — закричал Губенчи.
— Мы покорны твоей воле, — ответил всё тот же высокий и крепкий нукер, похоже, старший из всех.
Нукеры осмотрели своё оружие, взяли два аркана и ушли: десять в одну сторону, десять — в другую.
Время перевалило за полдень. Лазутчики Степана уже обжили лесную полянку. Четверо спали, один охранял княжича, а двое сидели в дозоре на опушке леса близ плавней через речку. Всё было тихо и мирно в округе, лишь изредка в кустах посвистывали пичужки да где-то на высоких деревьях перекликались два ворона, может быть, собираясь на поиски добычи. Митяй, сидевший в дозоре с Колюхой, даже задремал, пока пялил глаза туда, где плавни. Если бы задремал ещё и Колюха, им было бы очень худо. Но нет, Колюха был настороже и увидел, как к плавням подошли десять ногайских воинов. Остановились, о чём-то поговорили, показывая на лес, и кучно пошли на переправу. Когда они оказались на середине реки, плавни, связанные берёзовыми вицами, не выдержали и стали оседать в воду. Воины побежали, но плавни оборвались, и ногайцы очутились в воде. Двое из воинов, упавшие в воду на середине реки, скрылись под водой, один раз показались и пропали. А восемь уже были на мелководье и выбрались на берег.
В это время Колюха ткнул Митяя под бок и, упав рядом, прошептал:
— Там ордынцы.
Митяй хотя и был сонный, но в панику не ударился, спросил:
— Сколько их?
— Было десять, двое утонули. Восемь на наш берег вышли.
— Гм... Много на двоих. Ты вот что: беги к воеводе, а я их тут за нос повожу.
Колюха убежал в чащу, а Митяй ужом пополз к тому месту, где сидел Колюха. Он увидел, что восемь ордынцев, сбившись в кучу, о чём-то лопочут, показывая на лес и под ноги. Вот они обнажили сабли, двинулись к чаще. Вдруг сбоку от них заревел «медведь» — это взялся пугать ногаев Митяй. Рёв был пронзительный, грозный, и ордынцы в страхе замерли. Митяй отбежал подальше и вновь заревел. На этот раз рычание было иным: дескать, я, медведь, тоже боюсь пришельцев. И ногайцы осмелели, всё так же плотной кучкой углубились в лес и шли на рёв «медведя», будто он заворожил их. Так оно и было. В рёве Митяя жило нечто завораживающее, какое-то обещание, и человек, даже самого робкого нрава, шёл на этот рёв, словно малый зверёк в пасть змеи. Митяй уже ревел успокаивающе: мол, не бойтесь, я ваш.
Кирьян услышал первым, как Митяй играет голосом, насторожился и, увидев бегущего Колюху, встретил его.
— Что там?
— Ногаи. Восемь их. В лес вошли, нас ищут.
— Вот дураки, — засмеялся Кирьян. — Ну, пошли к воеводе.
Степан, выслушав Колюху, сказал как-то отрешённо:
— Не нужны они нам. Уберём — и баста. Разве что одного прибережём. — И распорядился: — Семён, Фадей, спеленайте княжича и спрячьте в чапыжнике вон там. — Он
И вот уже охотники, ведомые Колюхой и Степаном, пошли на зов Митяя. Он был уже близко, и Степан сказал последнее:
— Бьём стрелами. Каждый своего. По зову «ку-ку». А теперь разбегайтесь по кругу, заходим «зверю» за спину.
Охотники рассеялись по лесу. Бежать им пришлось недолго. Замельтешил меж деревьев убегающий Митяй. Саженях в пятидесяти от него все заметили ногайцев. Митяй тоже увидел охотников и прекратил свой завораживающий зов. Упал на землю, чтобы не попасть под случайную стрелу. Тут же закуковала «кукушка»: «Ку-ку, ку-ку!» Ногайцы остановились. И в это время на них вышли шесть лучников со стрелами на тетивах и в мгновение сразили шестерых. Двое побежали, но одного достала стрела Степана. А последнего догнал Кирьян, который был к нему ближе всех. Он ткнул ногайца кулачищем в спину, и тот, врезавшись в дерево, упал.
Ногайцу связали руки, поставили на ноги. Кирьян поднял его саблю. Потом все подошли к убитым ногайцам, забрали у них сабли, сняли ножны. Степан просмотрел саблю за саблей. Все рукоятки у них были отделаны золотом, и на каждой рукоятке было по два рубина.
— Княжеские нукеры это, — определил Степан. — Вот уж придёт в ярость Губенчи, когда десятка не досчитается.
Когда вернулись на стоянку, Ипат сказал Степану:
— Старшой, нам надо уходить отсюда. Знают же в стане врага, куда ушли нукеры, и пошлют на поиски тьму. Губенчи это ничего не стоит.
— Ты верно говоришь, Ипат: нужно уходить. Будем пробираться к северным воротам. Мы своё дело сделали.
И вновь Степан отправил в дозор двух воинов. На этот раз с Митяем пошёл Ипат. Степан наказал ему:
— Подбирайтесь к ногаям поближе с западной стороны. Попытайтесь узнать, докатилась ли до них тревога с восточной стороны.
— Всё поняли. Постараемся, — ответил скупо Ипат.
Он был самый искусный охотник из семерых, и Степан ему во всём доверял.
— Помните, мы всё время будем рядом с вами по голосу кукушки. Колюха проводит вас до становища, а потом возвратится.
— Так вернее будет, — согласился Ипат.
В эти же предвечерние часы Даниил был вызван послом Могатой на переговоры в третий раз. Вторая их встреча ни к чему не привела. Даниил твердо стоял на своём: выдаст княжича Чаудала только к вечеру следующего дня при получении пяти кибиток с оружием. В третий раз, увидев Даниила на стене, Могата начал разговор с угрозы.
— Ты, русский воевода, крепко пожалеешь, если думаешь отсидеться за этими гнилыми стенами! — кричал он.
— Зачем ты пришёл? Угрожать? Ругаться? — отвечал Даниил посланцу Губенчи. — Побереги голос для своих воинов, когда они побегут от нас. Говори о деле, или я уйду.
— Покажи княжича Чаудала, и я пришлю тебе кибитку пшена.
— Не покажу. И ты сам знаешь, почему.
Мудрому Могате показалось: русский воевода даёт ему понять, что Чаудала нет в крепости. Но он может и в заблуждение ввести. У Могаты от противоречивых предположений кружилась голова. Теперь он, храбрый воин, боялся показаться на глаза великому князю.
— Тогда брось за стену сапог с левой ноги княжича, — добивался своего мурза, — и я останусь доволен.
Он был хитёр. Знал, что если княжич в крепости, то сапог можно вполне бросить как подтверждение, что Чаудал в ней. И Даниил оказался в затруднении, какой ответ дать посланцу. Однако он твердо знал другое: ногайцы уже упустили время идти сегодня на приступ. Не пойдут они на ночь глядя, не те воины, чтобы ночью биться. Конечно, разъярённый князь может послать свою орду на стены и в ночь, но если он обладает здравым смыслом хотя бы малую толику, то этого не сделает. Даниил повернулся к Ивану.