Воеводы Ивана Грозного
Шрифт:
Весна и лето прошли без большой военной грозы. Однако скверные отношения с Крымом заставляли предполагать, что дело не ограничится мирным «стоянием» на Оке. Полки находились в состоянии боевой готовности, время от времени происходила перегруппировка сил, поскольку не знали, откуда ждать удара.
Муравский шлях
29 сентября в Москве получили донесение со сторожевых постов в районе Путивля: орда двигается на русские земли и в ее распоряжении есть артиллерийские орудия. Царские полки бросаются на юг — как земские, так и опричные. Крымцы обнаружились у Болхова. 7-го то ли 9 октября татарское войско во главе с самим ханом Девлет-Гиреем осадило Болхов, обстреляло его из орудий, а ночью было атаковано городскими воеводами, устроившими дерзкую вылазку. Осажденные ждали подмоги со стороны «больших
Таким образом, оборонительная операция закончилась очевидным успехом. Иван IV отправил воеводам, в том числе и Мстиславскому, наградные золотые монеты.
В дальнейшем князь Мстиславский сохраняет благорасположение царя на протяжении почти всего периода опричнины — до 1571 г. Его карьера ни в малой мере не шатается от тех ураганов, которые гнут и ломают русскую служилую знать.
Год спустя после болховской победы Мстиславский командует русской армией «на берегу». А осенью 1567 г. ему дают приказ: перевести крупные силы с юга, из-под Коломны, к Боровску, а оттуда следовать в район Вязьмы. Московские полки перебрасываются в срочном порядке на Западное направление. Сам царь идет туда с большой армией, намереваясь возобновить решительную схватку за Ливонию. Поляки также концентрируют силы для последнего удара…
Но оба похода — как русский, так и польский, — срываются.
Еще летом 1567 г. польско-литовские правительственные круги затеяли тонкую игру. К четырем наиболее влиятельным русским вельможам — И.П. Федорову, а также князьям И.Д. Бельскому, И.Ф. Мстиславскому, М.И. Воротынскому — были отправлены письма, в которых им предлагалось перейти на сторону неприятеля. В обмен на это им предлагалось возведение в статус удельных князей… Расчет польско-литовских политиков строился на том, что в случае удачи кто-нибудь из адресатов изменит Ивану IV, соблазнившись этими посулами, но если даже этого не произойдет, то послания хотя бы подогреют рознь между царем и знатнейшими людьми страны. А там, глядишь, государь российский сам отдаст приказ казнить персону, заподозренную в измене. Так или иначе, урон будет нанесен [53] .
53
Возможно, эта хитрость оправдалась хотя бы отчасти. В отношении боярина И.П. Фёдорова.
В ответ польский король Сигизмунд II Август и гетман Григорий Ходкевич получили послания, наполненные едкими остротами. Сходство ответных писем между собой и характерный для Ивана Грозного «кусательный» стиль заставили историков подозревать, что русские ответы написал сам царь от имени бояр или же бояре, но под диктовку Ивана Васильевича. Другая точка зрения состоит в том, что Иван IV дал особую инструкцию дьякам Посольского приказа — дипломатического ведомства России, — как именно следует ответить. Вельможи всего лишь внесли в письма свои поправки, насколько им позволено было сделать это. Отсюда — различия в текстах (это всё-таки не одно и то же письмо, а послание боярина Федорова к тому же резко отличается от остальных трех).
В отношении Мстиславского важно следующее: в письме подчеркивается, что знатность этого человека весьма велика. Он может равняться в ней с самим королем, тоже Гедиминовичем, и даже превосходить его. По праву рождения Мстиславский мог бы сидеть на престоле великих князей литовских. Как и Бельский, кстати говоря… Содержание ответа показывает: Иван IV очень ценил тот факт, что ему служит настолько высокородный человек. Государь сохранял за ним хоть и небольшое, но все-таки настоящее удельное княжество Юхотское и Черемошское. 13 000 четвертей земли — маленькое государство! Более того, примерно в это время Мстиславскому достались также города Венёв и Епифань, впоследствии отобранные из-за опалы, обрушившейся на Ивана Фёдоровича в 70-х. Таким образом, князь был фантастически богат.
Что же касается игры с письмами, направленными русской знати, то окончилась она большой кровью. История событий 1567 г. темна. Она оставляет для историка вопросы, на которые пока можно ответить лишь предположениями.
Все ли письма были перехвачены? Все ли русские адресаты возжелали проявить лояльность к своему государю? Ведь отношения между ним и служилой аристократией оставляли желать лучшего! Несколько княжеских и боярских родов «обязаны» были Ивану Васильевичу казнью своих представителей (Шуйские, Пронские, Горенские, Кубенские, Трубецкие, Воронцовы, возможно, Хилковы и Палецкие). Да и те же четыре военачальника, которым были направлены послания поляков, — не возникло ли у них желания, явно «сдав» переписку, в тайне подготовить переворот [54] ? Осенью 1567 г. польско-литовская армия во главе с самим королем сосредоточилась в Южной Белоруссии для нанесения контрудара по наступающим русским полкам, но бездействовала. Откуда у поляков появились сведения о готовящемся наступлении в Ливонию? Не было ли у них надежды использовать
54
В отношении князей Мстиславского, Бельского и Воротынского эти подозрения, скорее всего, беспочвенны: эти люди всю жизнь честно дрались за Россию, а Бельский и голову за нее сложил. Но у Фёдорова основания пойти на сотрудничество с поляками были. Его держали голым в заточении в связи с расследованием событий 1546 г., и он во всем тогда винился… Потом И.П. Фёдорову пришлось отправиться в ссылку. Трудно забыть такие унижения.
55
Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 48.
Князь Владимир Андреевич Старицкий, ближайший родственник царя и один из главных претендентов на престол в случае его смерти, предоставил царю список из 30 знатных людей, склонявшихся к заговору [56] , и, возможно, другие бумаги, способные их скомпрометировать как изменников. Это произошло во время военного похода, организованного осенью 1567 г. Войска собрались в районе Ршанского яма и должны были отправиться под Ригу. Но в ноябре царь отменяет поход и распускает ударную армию. Он знает о сосредоточении вражеских войск намного южнее — при желании поляки могли ударить в тыл наступающей армии Ивана IV и даже отрезать ее от Москвы. Он видит перед собой список людей, если и не вступивших в заговор, то находящихся на полпути к этому. Он знает о выжидательной тактике противника, так и не предпринявшего никаких наступательных действий. Он помнит о письмах с предложениями совершить предательство, полученных виднейшими вельможами… Царь отменяет поход и узнает, что армия Сигизмунда II Августа тоже отходит. Это подтверждает худшие опасения государя: поляки отказались от военного столкновения, как только выгодная ситуация «рассосалась». Поведение поляков ясно показало— некое лицо или лица в среде военного руководства дали им повод для подобного рода действий и снабдили сведениями о планах русского командования. Заговор это был, или просто среди наших появился одиночный иуда, сказать невозможно. Но только никто никогда не собирал армий ради бездействия…
56
Иностранные источники сообщают также, что заговорщиков выдали, помимо кн. Владимира Андреевича, также главные столпы земщины — кн. И.Ф. Мстиславский и И.Д. Бельский. Но Б.Н. Флоря, тщательно изучив, где и когда находились эти лица, отверг основательность данного сообщения. — Флоря Б.Н. Иван Грозный. М., 2003. С. 217–218.
В результате разразилась настоящая буря. Расследование заговора поставило в центр его одного из крупнейших землевладельцев того времени, видного политического деятеля, боярина Ивана Петровича Фёдорова. Он был приглашен к Ивану IV в палаты и там по велению государя должен был облачиться в царские одежды и сесть в тронное кресло. Иван Васильевич, глумясь, встал перед ним на колени и спросил, доволен ли он, заняв государево место, получив все, о чем мечтал? А затем воскликнул: «Наслаждайся владычеством, которого жаждал!» Затем Иван IV собственноручно зарезал боярина, а тело его велел протащить с позором по Москве и бросить в навозную яму.
Сигизмунд II Август
«Дело Фёдорова» имело страшные последствия. Сам царь и со свитой и отдельные команды опричников разъезжали по многочисленным владениям Ивана Петровича едва ли не год, и всюду устраивали казни, пожары, разорение. Погибли сотни людей, виновных лишь в том, что они состояли на службе у Федорова. Только по документированным данным число жертв составило 400–500 человек. В связи с «делом Фёдорова» в Москве и «по городам» опричники уничтожили немало высокородных аристократов, в том числе опытного воеводу князя Фёдора Ивановича Троекурова и боярина князя Андрея Ивановича Катырева-Ростовского, нескольких представителей боярского рода Шейных, Колычевых и Лыковых. Пострадала верхушка приказного аппарата земщины: полетели головы дьяков и казначеев… Тогда же погиб выдающийся военный инженер Иван Григорьевич Выродков.
С этого момента в опричной политике наступает перелом. Массовые казни становятся обычным делом. Опричнина не является темой этой книги; ее история в данном случае важна постольку, поскольку она повлияла на военное дело в России и биографии выдающихся русских полководцев. Так вот, за время опричнины репрессии выбили из обоймы вооруженных сил России несколько десятков крупных военачальников [57] .
Как же эта мрачная история задевает князя Мстиславского?
57
Володихин Дм. Иван Грозный: Бич Божий. — М., 2006. С. 68–72.