Воин из Киригуа
Шрифт:
— Рабов? — удивился Кануль, — Да их давно перегнали на строительство северной дороги. Здесь им теперь делать уже нечего!
— А это далеко отсюда?
— Да! Северная дорога в противоположном конце города, — ответил Ак, — внимательно посмотрев на Хун-Ахау. — Ты разве плохо знаешь Тикаль?
— Я сравнительно недавно в великом городе, — ответил Хун-Ахау, стараясь говорить спокойно, но голос его невольно задрожал. — Прощайте, Ак и Кануль, мне надо торопиться!
— Прощай, Хун-Ахау, — ответили скульпторы, а когда тот уже отошел, Кануль крикнул вдогонку ему:
— Приходи смотреть на нашу работу, опахалоносец! Мы здесь будем каждый день!
Огорченный юноша медленно побрел во дворец.
Итак, совсем еще недавно его товарищи были почти рядом с ним, а он не знал этого. Да, если бы и знал, что он мог сделать? Даже повидать их ему бы все равно не удалось — уйти из дворца, пока царевна жила в нем, означало для ее раба жестокое наказание, а может быть, и еще худшее. И все же юноше никак не удавалось справиться с отчаянием. Только на следующее утро он немного успокоился и его потянуло к молодым скульпторам.
Внутренне он оправдывался перед собой, что, может быть, ему удастся разузнать поподробнее о судьбе товарищей по плену. Он предупредил Цуля, что пойдет смотреть на новую стелу, и старик обещал прибежать за ним в случае необходимости.
Оба ваятеля сидели на лесах и усердно обрабатывали поверхность стелы. Ак, очевидно более опытный мастер, трудился над надписями, а Кануль — над изображением. Больше никого вокруг не было. Юноши радостно приветствовали Хун-Ахау, а он признался, что ему очень захотелось посмотреть, как продвигается их работа.
— Откуда ты родом, Хун-Ахау? — спросил Ак.
— Я из маленького селения около города Ололтуна.
— О, так ты издалека. А стелы в Ололтуне такие же красивые, как и наши, тикальские?
— Я был в Ололтуне только один раз, — отвечал Хун-Ахау, — и не знаю хорошо города, но там, где я был, стел не видел.
— Не может этого быть, — вмешался Кануль, — просто ты не попал в центральную часть Ололтуна. Если бы ты был на площади у дворца, то наверняка увидел бы стелы.
— Но я был на этой площади! — возразил Хун-Ахау. — Более того, я даже входил во дворец — мы с отцом принесли туда подать — и не видел ни одной стелы ни у дворца, ни у больших храмов!
— Очень странно, — сказал в раздумье Ак, даже приостановив работу. — Как же правители Ололтуна могут обходиться без стел? Я верю тебе, Хун-Ахау, но все это никак не укладывается у меня в голове. Столица государства — и без стел! Как тогда праздновать обряд двадцатилетия? Может быть, у вас нет достаточно умелых скульпторов? Создание стелы — дело очень трудное!
— Нет! — горячо возразил задетый Хун-Ахау, — ололтунские скульпторы не хуже, а лучше тикальских!
— Повтори, повтори, что ты сказал! — угрожающе закричал Кануль, — и подойди поближе, чтобы мне было удобнее разбить молотком твою глупую голову…
— Подожди, Кануль — сказал спокойный Ак, — пусть Хун-Ахау расскажет нам, что же именно получается лучше у ваятелей Ололтуна. Тогда мы все сообща разберемся, прав он или нет.
— Во-первых, — начал уже менее уверенно Хун-Ахау, — в ололтунском дворце на стенах есть чудесные росписи. А в здешнем я не видел ни одной…
— Ах, росписи! — взорвался снова Кануль. — Деревенщина! Да ты понимаешь, что говоришь? Это же другой, совершенно другой вид искусства! Живописец передает линией и красками, а мы, ваятели, прежде всего — рельефом, соотношением выпуклых и углубленных частей.
— Ты не дал мне досказать, о ваятель Кануль, — возразил опахалоносец, — во дворце ололтунского повелителя очень много рельефов. На них изображены и божества, и правители. Но они выглядят живее, чем на ваших стелах… Кажется, что они движутся и говорят. На одном большом рельефе богиня или правительница протягивает задумавшемуся повелителю корону, а рядом сидит их сын. Если бы ты видел, как живо это изображено…
Сзади Хун-Ахау послышалось легкое покашливание. Он обернулся. Небольшого роста старик с чахлой седой бородкой смотрел на него. Легкая усмешка тронула углы подвижного рта. Кануль и Ак подняли головы от работы, вскочили, согнулись в низком поклоне. В молчании протекла минута.
— У тебя хороший глаз, юноша, — наконец произнес старик, — ты многое заметил правильно, я с удовольствием слушал твой рассказ. Но у тикальских мастеров есть свои достижения, и не надо так строго относиться к ним. А главное, — он поднял строго палец, — у нас, ваятелей Тикаля, совсем другие принципы. Вы, ололтунцы, гордитесь живостью изображения. Но это — второстепенная задача. Прежде всего надо передать величие и всемогущество повелителя — вот что главное! Если этого нет, то скульптуре не поможет никакая живость!
— Учитель, — робко спросил Ак, — неужели в Ололтуне действительно нет ни одной стелы? Как же тогда их правитель совершает обряд двадцатилетия?
— Обряд у них совершается, но не перед стелами, а внутри дворца, — ответил старик, — об этом мне рассказывал мой отец, живший в Ололтуне. А стел у ололтунцев нет по очень простой причине. Тамошний известняк слишком хрупок и не выдерживает ударов молотка. Поэтому скульпторы твоего города, — обратился Ах-Циис к Хун-Ахау, — лепят рельефы из гипса, а не высекают из камня. Разгадка, как видите, проста! Впрочем, в Ололтуне все же есть одна стела. Ее изготовили из привезенного издалека большого камня.
— Я ее не видел, — сказал опахалоносец царевны.
— Она находится в небольшом храме у холма Бакальчен, а ты, вероятно, не был в нем. Но что же вы прекратили работу? — Ваятель заметил, что заслушавшиеся ученики стоят без дела. — Немедленно продолжайте, а ты, юноша, ступай по своим делам… Какие же вы все бездельники! Стоит только отвернуться…
Смущенный Хун-Ахау быстрыми шагами удалился от разгневанного старика, продолжавшего ворчать на Кануля и Ака.
Больше он уже не решался приходить на площадь, чтобы не мешать работающим. А через два дня вернулась царевна, и юноша снова погрузился в ставший уже привычным ему круг занятий и обязанностей.