Воин

Риверс Франсин

Всякий раз, когда Халев молился с ними, он чувствовал их нетерпение. «Заканчивай поскорее, отец, потому что нам надо работать!» Он почти слышал их мысли. «Почему мы должны слушать еще одну молитву хвалы этого старика?»

Они любили его. В этом он нисколько не сомневался. Они помогали ему в любой нужде, были внимательными, заботились. Но они думали, что его время уже закончилось и началось их время. Они думали, что ничему новому он их уже не научит. Они думали, что настали другие времена.

Это

правда, но есть вещи, которые не должны изменяться. Именно это он пытался им сказать. И именно это они отказывались слушать.

Скольжение вниз уже началось: так отдельные мелкие камешки скатываются вниз по склону холма. Израильтяне не стали выполнять то, что Господь повелел им сделать. Хананеи не были изгнаны из земли полностью. Они понемногу возвращались, сначала прощупывая почву, со словами мира и предложениями дружбы… Израильтяне же были так заняты, наслаждаясь молоком и медом земли, которую Господь дал им, что не заметили опасности в том, что враги Божьи возвращаются и устраиваются в небольших селениях. Хананеи, приходя с обещаниями мира, разъедали, подобно термитам, заложенное Господом основание.

Как его сыновья могли забыть то, что случилось в Ситтиме? Люди легко соблазнились поклонением Ваалу. Прекрасные девушки поманили их, и глупые мужчины последовали за ними, как бараны на заклание.

Бог требовал, чтобы Его люди жили святой жизнью и не смешивались с народами, которые оскверняют землю. Все сыновья Халева заботились о своих домах и колодцах и о том, чтобы виноградные лозы и фруктовые сады были здоровы и плодоносили. Но они не заботились о том, чтобы искоренить врагов Божьих, и теперь хананеи распространялись то здесь, то там, как ядовитые сорняки, и их нечестивые дела вместе с ними.

Его сыновьям и другим мужам Иуды по-прежнему предстояло взять Кириаф-Сефер. Укрепленный город оставался заселенным хананеями. Двенадцать сыновей Халева и его многочисленные внуки пахали землю, сеяли семена, ухаживали за урожаем, собирали его, верили, что благодаря их стараниям они будут процветать. И с каждым годом работать приходилось все больше.

— Не вашей силой и могуществом была завоевана земля, но Духом Божьим! — сказал им Халев.

— Кто-то должен вспахивать землю, отец. Кто-то должен сеять семена.

— Но Господь — Тот, кто орошает землю, мои дети. Эго Господь дает солнечный свет и заставляет семена расти.

— Все это росло здесь задолго до того, как мы пришли. Ханаан был сокровищем до нашего прихода.

Халев почувствовал, как холодок беспокойства пробежал по его телу. До него доходили слухи, что некоторые его сыновья начали следовать другим богам. Слова Меши подтвердили это.

— Бог сотворил это процветание. Он приготовил эту землю для нас.

— Это ты так думаешь.

С

каждым годом они прислушивались к нему все меньше. И этим утром они помолились своими обычными молитвами, а потом отправились жить по собственным правилам.

— Доброе утро, отец.

Вздрогнув от своих мрачных мыслей, он оглянулся. Ахса, его единственная дочь, его последний ребенок, подошла к нему и прикоснулась к его руке. У нее были темные глаза и оливковая кожа Маахи, и рыжие, как у него, волосы. Некоторые, когда он стоял спиной к ним, называли ее Едом, — они думали, что он не слышит. Наверно, мать прислала ее присмотреть за ним.

— Ты, небось, думаешь, мне нужна помощь, чтобы дойти до камня?

— У тебя опять этот взгляд.

Он с досадой стряхнул ее руку и медленно пошел туда, куда собирался. Каждый сустав ныл. Ему казалось, что его ноги были, как стволы дерева, пытающиеся пустить корни в землю. Остановившись, он от боли стиснул зубы и ударил палкой о землю. Один неторопливый шаг, потом следующий.

Ахса не спеша шла рядом, сцепив руки за спиной. Халев сердито посмотрел на нее.

— Не смотри за мной, как наседка!

— У тебя сегодня, кажется, отличное настроение, отец!

Глядя на нее, а не на дорогу, он споткнулся. Быстро успев выпрямиться, он заметил, что она хотела поддержать его. От досады и недовольства его сердце быстро колотились.

— И что это ты хотела сделать? Броситься на землю, чтобы мне было мягче падать?

— А что, мне стоять и смотреть, как мой отец летит носом вниз?

— У тебя есть работа. Иди и работай.

Она посмотрела вдаль и заморгала.

— Я уже ходила к колодцу.

Женщины всегда чуть что начинают плакать. Но это не заставило его смягчиться.

— Есть и другие дела, которые надо делать — не только напоить овец и коз.

Ее глаза засверкали, и она подняла подбородок.

— Тогда дай мне меч и позволь мне сделать это.

Он зло засмеялся и захромал дальше. Может, если он не будет обращать на нее внимания, она уйдет? Усаживаясь на большой плоский камень, он застонал. «Господи, я не могу добиться, чтобы мои сыновья посидели со мной хотя бы часок, а эта девчонка цепляется ко мне, как клещ».

Глубоко вздохнув, он согнулся под старым оливковым деревом. Ахса села рядом в прохладной тени. Он посмотрел на нее, все еще сердясь.

— Тебе пора выйти замуж. — Обычно после таких слов она убегала. А потом несколько дней к нему не подходила.

— Нет еще достойного человека, который бы мог на мне жениться.

— О, да! — Он громко засмеялся. — Не слишком ли ты о себе высокого мнения, а? Наполовину хананейская дворняжка!

Ее оливковая кожа покраснела. Она отвернула лицо.