Воинство Рассвета (Дарват - 3)
Шрифт:
Ингольд поднял голову. Взглянув сперва на Руди, затем на Минальду. Когда он увидел, что она держит на руках сына, завернутого в бархатное одеяло, его брови сурово нахмурились.
– Что такое? Что происходит?
Сжато и сбивчиво, пересыпая речь ругательствами, Руди пустился в объяснения. Пока он говорил, волшебник встал, магический огонь над его головой засветился ярче. Маг взял Минальду за руку и усадил на стул, а Тира бережно положил на кровать. Тир тут же начал проворно высвобождаться из одеяла, чтобы исследовать каморку волшебника.
Пока Руди рассказывал, Минальда сидела с потупленным взором, еле заметно
Она тихо спросила:
– Ингольд... если Алвир согласился на этот брак у меня за спиной... о чем он еще мог с ними договориться?..
Старик задумчиво посмотрел на нее.
– Есть несколько возможных предположений, - ответил он.
– Аббат Майя мне говорил, что Алкетч уже делал попытки захватить дельту Пенамбры. Ну и, конечно, остается открытым вопрос о границах Геттлсенда.
Ее глаза цвета ириса, казалось, стали еще темней от обиды и бессильного гнева; тонкие пальцы дрожали, вцепившись в грубый мех.
– Он зашел слишком далеко, - прошептала она.
Неожиданно Руди почувствовал себя не в своей тарелке. Что такое его чувства и тревоги, по сравнению с высокой политикой и вопросами власти? Рядом с этим его любовь к хрупкой темноволосой девушке показалась такой незначительной. А, возможно, так оно и было всегда...
Ингольд сложил на груди руки.
– А как далеко готова зайти ты сама?
– Как далеко?
– спросила она натянутым голосом.
– Что бы мы ни говорили, но я все равно остаюсь его пленницей, хоть здесь, хоть в своей комнате. Он отыщет способ подчинить меня своей воле...
– Неужели?
– мягко спросил старик.
– Одно то, что он запер тебя, как только ты обо всем узнала, подтверждает, что, в отличие от тебя самой, он в этом отнюдь не уверен. Очевидно, он собирался объявить уже о свершившемся факте... Если мы сумеем поговорить с ним до того, как он это сделает, то у нас будет шанс изменить его намерения.
Альда стремительно вскочила на ноги, и тень ее метнулась по стене.
– Ты так уверен? Алвир уже объявил, что заключит союз с Алкетчем. Ради этого союза он пожертвует всем, чем угодно: мной, Убежищем... да он собственную душу продаст!
Лицо Минальды внезапно постарело от бушевавшего в ней гнева.
Руди вдруг поймал себя на мысли, насколько она сейчас не похожа на себя прежнюю - перепуганную девочку-вдову. Может быть, Минальда стала такой, какой не могла быть доселе. Давно, во время путешествия из Карста, она говорила об ответственности правителя за свой народ, и тогда он не понял, что она хотела этим сказать. Возможно, подумал он, его возлюбленная и сама-то тогда тоже толком до конца этого не понимала.
Ингольд, полуприкрыв глаза, наблюдал за ней.
– Все, о чем ты говоришь, - тихо произнес он, - ...ценность человеческой жизни, безопасность Убежища, спасение души... все это важно для тебя, дитя. Но для Алвира, подозреваю, такие вещи отходят на второй план, как только дело касается власти и собственных удобств... с этим, возможно, он не расстанется даже ради союза с Алкетчем.
Она помолчала, борясь с болью, которую доставили ей эти слова.
"До чего же ей сейчас тяжело!
– подумал Руди, заметив, как внезапно затуманились глаза Альды.
– Она любила брата и полагалась на него всю свою жизнь. Чертовски трудно вдруг узнать горькую правду о близком тебе человеке".
Затем она шмыгнула носом, вытерла щеки непослушными пальцами и тщательно взвешивая каждое слово, тихо сказала:
– Ингольд, я не вижу, каким образом мы могли бы угрожать ему. Единственная опасность грозит пока вам с Руди, если вы вздумаете меня защищать. Я... наверное, мне следует вернуться и поговорить с ним...
– Ты поверишь его обещаниям?
– поинтересовался волшебник.
Альда ничего не ответила.
Ингольд повернулся и поймал младенца-принца как раз в тот момент, когда тот уже пытался выползти из дверей в более просторный мир общей залы. Усадив Тира на кровать, он нагнулся, чтобы взять лежавшую на полу перевязь с мечом. Затем он начал искать свои сапоги, бесшумно ступая босыми ногами по голому каменному полу.
– А зачем ему мне что-то обещать?
– Минальда прервала затянувшееся молчание.
– Может, Джил права, и я являюсь законной правительницей Убежища, но подлинная власть в руках Алвира. Я всегда знала об этом. Просто до сегодняшнего дня у меня не было случая почувствовать это. У меня нет власти. Только друзья.
Ингольд повернулся к ней; он уже накинул на плечи плащ и теперь натягивал на седую голову капюшон. Его огромная, похожая на летучую мышь, тень нависла над ними со стены.
– Не стоит недооценивать своих друзей, Минальда, - ласково сказал он.
– Когда ты, рискуя жизнью, приходила к Майе и пенамбрийцам и упрашивала брата впустить их в Убежище, ты обрела друга. А затем и еще многих - когда противилась союзу с Алкетчем и выступала против канцлера в других вопросах. И кстати, - добавил он, вытаскивая слишком деятельного принца из-под кровати и закутывая его в ненавистное одеяло.
– Томек Тиркенсон со своими людьми располагается как раз на четвертом и пятом ярусах, неподалеку от пенамбрийцев. Ты знаешь окольные ходы в Убежище лучше меня, дитя. Ты сможешь незаметно провести нас на четвертый уровень?
* * *
Дневной караул еще не успел сменить ночную стражу, а Минальда уже вновь появилась в королевском секторе, в окружении свиты.
Караул с началом дня широко распахнул ворота, и дети выбежали в туманный рассвет, чтобы набрать в лесу веток. Их песни разнеслись над утоптанным снегом, и отдаленные отголоски проникали и в само Убежище. Через два дня наступит Зимний праздник.
Но в апартаментах канцлера царило отнюдь не праздничное настроение. С потемневшим от ярости лицом канцлер встретил сестру, когда та вошла в зал для аудиенций.
Глаза всех, кто сидел за столом совещаний, устремились к темному дверному проему, заполненному сейчас воинственной стражей Майи и облаченными в оленьи шкуры геттлсендцами. Руди сразу узнал всех присутствующих. Ваир в расшитом бархатом и жемчугами костюме все равно выглядел бледно на фоне сверкавшего изумрудами замысловатого великолепия костюма Стюарта. Инквизитор Пинард в белом облачении, символизировавшем духовную чистоту, сидел рядом с Джованнин, облаченной в свои обычные кроваво-красные одежды.