Воинствующий мир
Шрифт:
Буквально полчаса назад мы отправили секретаря отдыхать во вторую карету, а сами решили было дело пошалить, но оба оказались уставшими, так что идея покемарить оказалась сильнее сексуального влечения.
Секретарем, не моим и не Кати, а семейным, на чем настаивает супруга, выступил один служащий — Никита Тимофеевич Кругликов. Этот молодой человек отличался важным качествами: он умел очень быстро писать, слушать и запоминать целыми предложениями, чтобы не переспрашивать лишний раз. Никитка даже умудрился приспособиться, на мою беду, писать внутри двигающейся кареты. Так что дорога, можно сказать, творческая.
Приятно смотреть на любимую женщину, когда
Вызов в столицу под подписью самого императора был громом среди ясного неба. Тесть, Андрей Иванович Вяземский, узнавший про письмо одним из первых, не поленился рассказать всем и каждому, что зять-то его никакой-то опальный сумасброд, а самый что ни на есть государев чиновник. На радостях князь изрядно пригубил абсента, так сильно полюбившемуся ему. И с каждыми тридцатью граммами зеленого напитка тесть повышал меня в статусе от рядового верноподданного до ближайшего друга императора.
Ехать в Петербург без супруги было бы не совсем правильно, да и не хотелось расставаться. Поэтому, в один день закруглив все свои дела в Нижнем Новгороде, в очередной раз отказав предателю Тимковскому во встрече, мы отправились в Санкт-Петербург.
Казалось, что это не действительный статский советник с женой отправился в столицу, а огромный купеческий караван. Восемнадцать карет, тридцать два фургона — и все полностью загружены, где вещами супруги, а где и товаром, в основном для кругосветной экспедиции и для колонистов. Немало места занимали вещи Екатерины Андреевны Оболенской. Почти теща также решила отправиться в Петербург, а здесь такая оказия приключилась. Женщина явно обрадовалась, что ей будет не скучно ехать, и можно поиграть на нервах молодоженов, повеселится.
Большое количество карет не означало, что во всех из них ехали люди. Большинство таких инновационных изделий везли на продажу в Москву и Петербург. Все-таки приходится переносить все производство в Нижний Новгород для лучшей управляемости. И теперь каретная мануфактура с видом на Волгу, а в Москве торговое представительство.
Презентация карет состоялась во время нашей свадьбы и после нее. Нет, мы не собирали людей специально для того, чтобы провести пафосное мероприятие и презентовать столь великолепные кареты. Мы просто перемещали гостей свадьбы внутри наших изделий. В сравнении с тем, в каких гремящих «гробах» ездят многие дворяне, наши кареты на рессорах, подшипниках с утеплением и мягкой оббивкой в купе с каучуковой обмоткой колес — это вершина комфорта. Да, кусается цена, она безжалостно грызет плоть экономного человека. Но многие ли в России умеют считать свои деньги? Чужие — да, здесь все великие математики, а вот свои… Условный князь может быть в долгах, его поместья заложены в банке, а он наденет-таки сюртук за десять тысяч рублей или купит в дом безвкусную картину еще за большую сумму. А выезд — это лицо каждого состоятельного человека.
Сложность была в том, что искоренить из русской аристократии иллюзию, что все заграничное — это лучшее, весьма нетривиальная задача. Сколько ни объясняй, что использование ручной выделки подшипников намного улучшает возможности экипажа и облегчает тягу для коней. Что рессоры, использованные в изделии уникальны, не говоря уже об использовании каучука. Все равно коли сие не ангельское, то несколько недостаточное.
Добрались до Петербурга за семь дней, можно сказать, летели на крыльях. В какой-то момент большая часть нашего поезда отстала. В Москве к нам присоединился раздобревший купец Пылаев и я доверил в его руки все те товары, которые везли из Нижнего Новгорода в столицу. Пусть частью расторговывается. После чистки Петербурга от бандитов Пылаев даже не пытается меня обмануть, либо же делает это столь грамотно, что я не вижу.
За три почтовых станции до Петербурга меня настигла убедительная просьба самого канцлера явиться пред светлые его очи. Удивился. Александр Андреевич Безбородко, на мой взгляд, несколько выбился из событий придворного гадюшника. Но, чтобы не происходило, какие бы Кутайсовы не шептали в ухо императору всякие глупости, Безбородко оставался глыбой, истинном вторым человеком в империи.
С момента получения письма от канцлера на каждой из трех станций к Петербургу к нам относились как-то по-особенному. Коней мы не меняли. Проверенные более выносливые шайры справлялись со своей задачей. Хватало трех-четырех часов отдыха и обильного корма, чтобы, эти гиганты среди лошадей, и далее нас везли. Но смотрители станций перед Петербургом так и норовили нам угодить и запрячь свежих, действительно, хороших коней и угостить неплохим обедом. Словом, были услужливы до приторности.
Доставив супругу домой, я спешно переоделся и немедля выехал в Полюстрово, в особняк канцлера, что расположился на правом берегу Невы. Шикарное место урвал себе малоросский шляхтич Безбородько. Целебные воды Полюстрово славятся и за пределами Петербурга.
В доме Александр Андреевича мне пришлось несколько обождать встречи с канцлером, благо его услуги были расторопными, и я позволил себе попить чаю с невероятно сладкими булками. Чуть позже стало очевидным, что канцлеру делали кровопускания.
Я несколько удивился, когда увидел в доме Безбородко Джона Сэнюэля Родженсона. Отчего-то я был уверен, что лейб-медик императрицы Екатерины Алексеевны убыл на родину в Англию. Нет, пытается лечить канцлера Российской империи. Знаю я, как он его вылечит — меньше, чем через два года Безбородко должен умереть. А еще раньше его разобьет паралич, вызванный инсультом.
— Ви можьете зайти, — сказал Джон Родженсон и спешно ушел прочь.
А я хотел бы с ним поговорить. Забегая вперед, скажу, что разговор все же состоялся.
Канцлер встречал меня в халате и выглядел уставшим стариком. Годами он еще не седобородый старец, а вот выглядит по-старчески неважно. А ведь слухи о том, что Безбородко выздоровел и вновь в строю, достигли даже Нижнего Новгорода. Видимо, Александр Андреевич держится при дворе на морально-волевых качествах и всячески скрывает то, что часто болеет.
— Я ждал вас не раньше, чем завтра, Михаил Михайлович, — выслушав мои приветствия, говорил канцлер. — Я знаю, что вы относитесь к службе весьма обстоятельно, но все же молодая жена…
Думаю, что как только на подъезде к столице нас распознали почтовые смотрители, сразу же поскакала весть канцлеру. Все же он так же остается начальником почты.
— Ваша светлость, я могу показаться своей супруге не лучшим мужем. Промедли я еще день и в это время все мои мысли были бы направлены на поиск причины, по которой меня вызвал столь занятой и важный человек, коим вы являетесь, супруга могла счесть сие обидным, — отвечал я с умеренной долей лести.