Воины Солнца и Грома
Шрифт:
Когда дружинники вышли, десятник склонился к волхву:
— А нет ли в твоем ларце еще чего… о воинах божьих?
— Есть. Три повести о громовичах. Только там на вашу веру хула великая.
— Отыди, искуситель! — замахал руками поп. — Громовичи — те, кого грешницы от блуда с огненным змеем рожают.
— Змеи разные бывают, — покачал головой Лютобор. — Огненные змеи — то Перун и воинство его небесное, ангелы по-вашему. А Змей Глубин — изначальное зло, что древнее самого Чернобога-Сатаны.
— Не слышал такого и не читал…
— Так тебе же грех. Не то что знать — любопытствовать грех. Разве только про греческих богов да героев
— Не почитал бы ты, отче, те повести первым? Так ли уж там много соблазна? А после обеда, если дозволишь — я. Никто и не узнает. Все равно владыка послезавтра вернется, не раньше.
— Укрепи, Господи, веру нашу и не оставь нас во испытании сем! — широко перекрестился Мелетий и взял резной ларец.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЛАРЕЦ ВОЛХВА
ЗМЕЙ ГЛУБИН
Дорога, не мощеная, но хорошо утоптанная и наезженная за восемь веков, начиналась у обветшавших, давно лишенных створок северных ворот города. Она шла через плотину, между бесконечными рядами покосившихся мраморных и белокаменных надгробий, мимо поросших ковылем курганов, мимо виноградников и садов, кое-где уже одичавших, и наконец пересекала широкую, заросшую кустарником балку.
Среди кустов, у разбитого алтаря с головой Горгоны, сидели трое. Один — лет сорока, в темном хитоне и черном шелковом гиматии с серебряным шитьем. С его гладко выбритого на римский лад лица не сходило выражение чуть затаенного презрения ко всему на свете. Нет, он не походил на всем недовольных брюзгливых неудачников. Его презрение пряталось где-то в уголках тонких губ, словно кинжал в складках плаща убийцы. Наследник богатого рода, он вернулся в Ольвию знатоком учения гностиков, и теперь вечерами к нему в дом стекались жаждущие приобщиться мистических тайн у иерофанта [34] Маркиана, сына Зенона. Двое из них — молодые люди с нагловато-высокомерными лицами и аристократическими манерами, одетые по последней моде, — сейчас внимали ему. Это были центурион Децим Фабриций, переведенный из Рима за какой-то скандал, и ольвиец Сергий, недавно поступивший на римскую службу.
34
Иерофант — посвящающий в мистерии.
— Это место очень хорошо для вызывания подземных сил. И они, разумеется, не исчезли от того, что какие-то трусливые невежды разбили алтарь. Есть и более удобные материальные средства для привлечения могучих духовных энергий.
Он положил на алтарь тонкие белые пальцы, на которых блестели массивные перстни.
— Семь колец, посвященных семи светилам, могут дать все, что ценится в этом низменном мире. Свинцовый перстень с гранатом позволяет принести зло врагу, серебряный с сапфиром — избежать его козней. Оловянный с топазом дает власть, железный с рубином — победу, золотой с гелиотропом — славу и дружбу царей, медный с изумрудом — любовь, перстень из твердой ртути с хрусталем — мудрость и богатство.
— Амулеты на каждый из семи дней продаются и в ольвийских лавках, — робко заметил Сергий.
— Изготовляются простыми ремесленниками, а освящаются разве что полуграмотными бродячими магами, — хмыкнул Фабриций. — Наш учитель такое добро и в руки не возьмет.
— Конечно. Эти кольца варвары зовут Перстнями Зла и трепещут перед ними. Их изготовил двести лет назад Захария Самаритянин, ученик Симона Мага. После гибели Захарии их спас его ученик Клавдий Валент Боспорянин, он же Левий бен Гиркан. На костях Валента, погребенных под камнями на дне пропасти, их нашел тот, кого называют Офиархом — Повелителем Змей, подлинное же его имя и происхождение могут знать лишь достигшие высоких степеней посвящения. Когда же Ардабур, царь антов, убил этого величайшего из магов, мой учитель Наас Сирийский успел отсечь руки Офиарха и унести их вместе с кольцами. Кстати, овладеть перстнями нельзя без особых обрядов, которые я со временем открою лишь достойнейшему из вас. Без этого к кольцам лучше не прикасаться.
— Я бывал у гуннов. Они верят, что шаманский пояс или корона тем сильнее, чем больше шаманов их носило. Наверное, сейчас кольца сильнее, чем при Захарии? — вставил. Сергий.
— Ты догадлив. Но главная сила колец — в совершенстве духа того, кто их носит. Власти над этим тленным миром достоин лишь тот, кто презирает его блага. Великие духи Разрушения чувствуют в нем подобного себе. Пользуйся царством, но будь готов его разрушить. Пользуйся золотом, но будь готов отлить из него алтарь духов. Пользуйся женщиной, но будь готов заклать ее на этом алтаре. И все это — без сожалений, ибо ничто материальное сожаления не достойно!
— Тело — темница души, — подхватил Сергий. — Кто жалеет о темнице, даже если там сытно кормят? Только раб.
— Глупцы бегут от соблазнов в пустыню. Нужно создать пустыню в своем сердце, чтобы обрести могущество Азазела! — воскликнул Фабриций. Маркиан одобрительно кивнул головой.
— А теперь проведем небольшой магический опыт. Вглядитесь: кто это едет сюда?
Со стороны степи появился всадник на вороном соне, в белой полотняной рубахе и штанах, с коротким сарматским плащом на широких плечах и длинным мечом у пояса. Всадник был молод, красив и явно навеселе. Он сильно раскачивался в седле, и золотистые волосы, длинные, как у скифа, колыхались в такт его движениям. Сарматская песня, вольная и протяжная, как сама степь, беззаботно разливалась среди седых ковылей и запущенных виноградников.
— Варвар. Алан… нет, ант.
— Смотри духовным зрением, Фабриций.
— Ого! В нем большая сила. Сила Грозы. Никогда не видел ее столько в одном смертном.
— Неудивительно. Он — сын одного из небесных воинов, героев скифского Зевса. Таков же был и Ардабур, которого анты и венеды зовут Ратибором. Перед ним не устоял сам Офиарх. А судя по тамге, этот варвар из рода Ардагаста, царя росов, убийцы Захарии и Валента. Ну как, стоит ли рисковать? — испытующе взглянул иерофант.
— Не справиться с пьяным варваром? Если нужно, учитель, я его одолею даже без магии, — взялся за меч центурион.
— Нет-нет, я буду ставить опыт на нем, а не на тебе. Итак, какой же из перстней?
— Оловянный с топазом — сила Юпитера против силы скифского громовержца, — предложил Фабриций.
— Устраивать тут грозовую битву? Это и погубило Офиарха.
— Свинцовый с гранатом? Сила Сатурна, Смерти, погасит любые молнии, — сказал Сергий.
— Я собираюсь не убивать или калечить его. А ввергнуть в состояние, природой предназначенное для варваров…
— В рабство! — подхватил ольвиец.