Воины столетия. Дар
Шрифт:
— Полицейские говорят — попытка ограбления. Три наркомана. А мне не верится. Скажешь, в чем дело?
Вспомнив слова Сашки и предостережение отца, я соврала.
— Я ничего не знаю. По виду — обычные нарики.
— Да что ты говоришь! Только из уважения к твоему отцу, я ничего полиции не сказала. Надеюсь, ты им все пояснишь.
— Расскажу, что знаю.
— Да уж, пожалуйста. И ещё, — она чуть наклонилась вперёд. — Чтобы я тебя рядом со своим сыном больше не видела, поняла меня?
Я снова опустила голову и вперилась в пол.
— Ему так будет лучше. Он у меня один, — чеканила Сашкина мать. — И таким как ты, я жизнь ему ломать не позволю. Ясно тебе?
Да каким таким, как я? Под какой типаж меня так любят подгонять? Разве я откровенно одеваюсь? Разве я веду себя вызывающе? Разве я тычу родительскими деньгами всем в нос?
— Ясно.
— Не слышу.
Я резко отскочила в сторону и заорала на весь коридор.
— Ясно! Хорошо! Понятно!
Домой я влетела, как на ракете. Уронила вазу в столовой, сшибла стул. Схватила тарелку со стола и грохнула её об пол. Осколки полетели в разные стороны.
— Ты что творишь?! — Ася с полотенцем в руках замерла у входа на кухню. — Аня, что случилось?
Я долго смотрела на Асю, а та, не говоря ни слова, развела руки в стороны. Я потерялась в её объятьях и долго, до боли в легких, плакала навзрыд на её теплом плече.
Я проснулась поздно вечером того же дня от дикой головной боли. Что-то происходило в Перехлестье, что-то очень серьёзное. Или… Я схватила телефон. Без одного дня Новый год. От Насти было два пропущенных и несколько сообщений.
В первом она спрашивала про какое-то видео, во втором собственно было само видео. Вчера днем, после визита Сашки и до встречи с Ключником, мы долго разговаривали. Настя, конечно, любопытствовала, что же произошло между мной, Фроловым и Кирсановым. Я польстила себе и соврала, что они подрались из-за меня. Странно было сейчас вспоминать всего лишь вчерашний разговор. Так много пришлось объяснять, а так многого говорить не хотелось. Хорошо, что в школу через две недели — ничего никому не хочу рассказывать. Хватит с меня полицейских — нет, конечно, они хотят помочь, но какие же они приставучие. И ведь все равно никого не нашли. Зато выговор накатали коммунальным службам за незакреплённый бак.
Как он вообще вылетел со двора и почему его так расплющило?
Я поднялась, потянулась и вышла из комнаты. Откуда-то снизу доносились голоса. Я осторожно спустилась по лестнице, на цыпочках прошла к гостиной. За прикрытыми дверями ссорились мать и отец.
— Она отбивается от рук, разве ты не видишь? До сих пор не занимается с репетиторами, вечерами где-то пропадает. Её нужно контролировать!
— Контролировать? Ты себя слышишь? Ты когда последний раз с ней общалась как мать с дочерью?
— У меня много работы. Я не всегда успеваю с ней поговорить.
— Ты не всегда успеваешь её увидеть. Ты хоть спрашивала её, что с ней такое? Нет?
— А ты, выходит, осведомлен?
— Да! Представь себе! Она любит мальчика, который не отвечает ей взаимностью, и он вчера попал в больницу. Его избили у неё на глазах, едва ли не до смерти! Ты понимаешь?! Наша дочь была рядом… Она почти не плакала. Всю ночь проторчала в больнице — и держит себя в руках! Она — чертов кремень, и она любит, в первый раз любит так!
— Она мне ничего не говорит! Она закрылась от меня!
Я услышала, что мать всхлипнула, а потом сдавленно зарыдала. Меня потянуло к ней, но я слишком хорошо её знала, поэтому не двинулась с места.
— Зачем ты на меня все это вываливаешь? — пролепетала она. — Чтобы я чувствовала себя виноватой?
— Чтобы ты хоть что-то чувствовала.
Отец пошёл к дверям, я отступила в тень и спряталась под лестницей. Подождав несколько минут, я заглянула в гостиную.
— Мам? Что случилось?
Мама, прямая и твердая, как высеченная из камня статуя, сидела за столом, возложив руки на столешницу. Медленно повернув голову в мою сторону, она натянуто улыбнулась, осторожно вытерла слезу, задержавшуюся на щеке.
— Немного поспорили с твои отцом. Он меня расстроил. Я так устаю, а он требует сверх меры.
Я пожала плечами.
— Он всегда так.
— Да, — она провела ладоням по столешнице, будто проверяя, идеально ли она гладкая. — Расскажи, как дела в школе?
— Все в норме. Устаю, но в остальном…
— Устаешь? Тебе нужно больше отдыхать. Тебя никто не отвлекает от учебы? — мать выразительно посмотрела на меня покрасневшими глазами.
— Нет.
— У меня есть подозрения, что ты связалась с плохой компанией.
Я едва сдержалась, чтобы не прикрикнуть на нее.
— Нет, мам. Ты ошибаешься.
— Хорошо бы. Я попрошу Асю проконтролировать твои прогулки по вечерам. Пора всерьёз заняться учебой.
— Хорошо, мама. Я могу идти?
— Да, спокойной ночи.
Ася будет меня контролировать? Да она умрёт со смеху, когда такое услышит.
Отца я нашла в гараже. Он протирал фары своего автомобиля.
— Что слышно про Сашу?
— Завтра должны перевести в палату, — ответил отец, стряхивая тряпку. — Если тех ублюдков не поймают — Ярослава они не прижмут.
— Да даже если поймают. С Ярика все сойдёт, не заляпается.
— Не будь так категорична. Всему есть предел.
Я оперлась спиной о холодную стену.
— Мама Сашки считает, что это я во всем виновата.
— Она говорила на эмоциях.
— А, по-моему, она была очень спокойна.