Воители (Сборник)
Шрифт:
— Почему мне на глаза не попался ни один из голоснимков Грэхема у него дома? Неужели вы ведете наблюдение только за его магазином?
Джексон Бера запустил руку в свою роскошную черную шевелюру.
— Разумеется, мы ведем наблюдение и за его домом, но внутрь его нам камерой не пробраться. Это квартира внутри здания. Без окон. Вам известен принцип скрытой слежки?
— Не очень-то. Я только знаю о том, что таких камер натыкано повсюду великое множество.
— Эти устройства столь же древнего происхождения, как и лазеры. Старейший из описываемых в учебниках трюков — это поставить
— И насколько же нам удается изощряться?
— Мы в состоянии направить следящий луч в любую комнату с окнами. Мы можем даже направить его через некоторые виды стен. Дайте нам оптически плоскую поверхность, и мы сможем направить его даже огибая угол.
— Но вам обязательно необходима наружная стена.
— Вот именно.
— Что сейчас делает Грэхем?
— Секундочку. — Лицо Бера исчезло с экрана. — Только что кто-то вошел к нему. Грэхем с ним разговаривает. Хотите глянуть сами?
— Разумеется. Оставьте его на экране. Я выключу изображение, когда отпадет необходимость в дальнейшем наблюдении.
На мгновение экран погас, затем перед моим взором предстал врачебный кабинет. Если бы я рассматривал его, заранее не зная, что это, я бы обязательно решил, что это зубной кабинет. Было в нем удобное откидное кресло с подушечками под голову и площадкой для ног. Рядом с ним стоял лабораторный столик с инструментами, аккуратно разложенными на его рабочей поверхности на чистой белой салфетке. Письменный стол в углу. Кеннет Грэхем беседовал с невзрачной девушкой с крайне усталым лицом.
Я прислушался к прямо-таки отеческим заверениям Грэхема, и яркому описанию всех волшебных свойство электрической стимуляции центров наслаждения. Когда слушать все это мне стало совсем невмоготу, я приглушил звук. Девушка заняла свое место в кресле, и Грэхем что-то поместил над ее головой.
Ничем не примечательное лицо девушки вдруг стало прекрасным.
Счастье всегда красиво само по себе. Лицо девушки озарилось неподдельной радостью, и только теперь я понял, что ничего еще не смыслю в ремесле продажи дроудов. По-видимому, у Грэхема был такой индуктор, который вводил ток в любое нужное место под черепной коробкой и без вживления каких-либо проводников. Он мог продемонстрировать перед клиентом, что такое электрическая стимуляция, даже не прибегая к электродам в мозгу для первого раза.
Каким же сильнодействующим аргументом это было!
Грэхем выключил аппаратуру. Впечатление было такое, будто этим жестом он выключил и саму девушку. Она какое-то мгновение еще сидела ошеломленная, затем быстро потянулась к своей сумочке и стала лихорадочно в ней рыться.
Я уже не в состоянии был терпеть больше. И выключил экран.
Не так уж удивительно, если Грэхем стал органлеггером. Ему нужно было лишиться вообще какого бы то ни было человеческого сострадания уже для того только,
Но все-таки, подумал я, должен был еще существовать кокой-то мощный внешний стимул, чтобы он окончательно созрел. Чтобы он смог стать еще чуть-чуть более бессердечным, чем миллиарды остальных земных жителей. Хотя и не очень. Каждой избиратель в душе своей немножко органлеггер. Ведь вводя смертную казнь за совершение многих, даже незначительных преступлений законодатели всего лишь уступали нажиму, оказываемому на них избирателями. Все меньше оставалось в обществе уважения к ценности человеческой жизни как таковой.
У нас в Белте были совсем иные представления на сей счет. Там умение выживать само по себе было великим достоинством, а жизнь каждого считалась вещью драгоценной. Слишком редкая среди безжизненных скал, она одним своим существованием противостояла убийственной пустоте межпланетного пространства.
Поэтому-то мне и пришлось вернуться на Землю за своим трансплантатом.
Мой запрос был удовлетворен через два месяца после того, как я приземлился. Почему так быстро? Позже я узнал, что в запасниках всегда имеется излишек определенных частей тела. В наши дни очень редко кто-либо теряет руки. И еще я узнал через год после того, как мне была произведена трансплантация, что я пользуюсь рукой, отобранной из подпольного хранилища органлеггеров.
Это стало для меня настоящим потрясением. Я надеялся на то, что моя рука будет взята у какого-нибудь изощренного убийцы-маньяка, у того, например, кто застрелил с крыши здания четырех медсестер. Отнюдь нет. Она была отнята у какой-то безымянной жертвы, которой выпало несчастье встретиться на своем жизненном пути с вурдалаком, а я был этим облагодетельствован.
Ну и что, я в припадке отвращения вернул свою новую руку? Разумеется, даже и не подумал это сделать. Я поступил работать в РУКА, некогда Региональное Управление Кадровой Агентуры, а ныне — Калифорнийский филиал Полиции Организации Объединенных Наций. Хотя я и украл у мертвеца его руку, не прочь был поохотиться за родичами тех, кто его убил.
Благородный пыл этих высоких намерений быстро угас в бумажной круговерти последних лет. Вероятно, я становился все более черствым, ничуть не лучше других плоскоземцев, окружавших меня, что из года в год требовали смертной казни за все более мелкие прегрешения, такие как сокрытие доходов от налогообложения или управление летательным аппаратом над территорией города в режиме ручного управления.
Намного ли Кеннет Грэхем хуже, чем они?
Впрочем, конечно, хуже. Негодяй имплантировал проводники в голову Оуэна Дженнисона!
Я прождал двадцать минут, пока Жюли сама выйдет ко мне в коридор. Я мог бы послать ей памятку, но до полудня было еще немало времени, хотя и явно недостаточно для того, чтобы чем-нибудь серьезно заняться, и… я просто хотел поговорить с нею.
— Приветик, — улыбнулась она. — Спасибо, — и приняла из моих рук чашку кофе. — Ну как прошла поминальная тризна? О, вижу, вижу. Гмм. Очень неплохо. Даже почти романтично. — Разговор с Жюли особым многословием не отличался.