Вокруг державного престола. Соборные люди
Шрифт:
Долгорукий высунулся наполовину из окна и принялся усиленно махать алым флагом с вышитым на нем золотым Георгием Победоносцем.
Величественная картина, представшая взору царя Алексея, наполняла его сердце гордостью и восторгом. Стрелецкие полки стояли на аккуратно выкошенном зеленом лугу, были одеты: одни в темно-зеленые, другие – в светло-зеленые кафтаны, перевязанные на груди золотыми тесьмами. Каждый солдат вооружен саблей, ружьем и сверкающей секирой в виде полумесяца. Над их головами через равные расстояния развевались белые, красные и черные знамена с изображениями архангела Михаила и других святителей или образов из Священного писания.
Как только сидящие на конях возле построившихся полков командиры заметили реющий сигнальный флаг на башне, они привстали на стременах, повернулись и отдали барабанщикам приказ:
– Бей сбор!
Раздался дробный стук, запела труба.
Полковники продолжали отрывисто командовать:
– Подтянись! Подними мушкет. Возьми заряд! Опусти мушкет! Приложись. Стреляй!
Раздались выстрелы, и вверх поднялись клубы белого дыма.
– До чего громко бьют, аж в ушах отдается, – одобрительно воскликнул государь и со смеющимися глазами обернулся к Ртищеву.
– Так точно, государь, занятно и весело, – охотно закивал тот в ответ. Хотя звуки долетающих до их слуха выстрелов и не были такими уж громкими, государю, любившему смотреть строевые учения стрельцов, а особенно конницы, они казались таковыми.
– А кто это там скачет, как заяц? – ехидно воскликнул Алексей и указал рукой на появившегося на стороне темно-зеленой лесной дубравы всадника. – Ну да я и сам, пожалуй, сейчас посмотрю.
Опоздавшим всадником оказался знакомый ему пятисотенный Соколов. Вверенный ему отряд потешных стрельцов стрелял без своего проспавшего командира, подчиняясь общим полковым командам.
– Ему-то и нырять нынче в пруд, – довольный решил Алексей Михайлович и, отойдя от окна, присел на трон.
Ртищев и стоявший рядом князь Долгорукий понимающе переглянулись. Эта шутливая любимая забава государя, заставлявшего своих стольников, не поспевших вовремя прибыть к полковому смотру, купаться в пруду была давно всем известна. Причем некоторые стольники сами же и напрашивались на эту шутку, зная, что после такого купанья государь обязательно позовет виноватого к царскому столу и от души накормит. Сам же государь со смехом обычно говорил об этом:
– У меня купальщики хотя бы могут вдоволь всего поесть. Я никого не обижу. А иные еще и признаются: мы нарочно не поспеем, так как нас выкупают, да еще и за стол посадят. Многие нарочно и не поспевают.
Поместное пешее войско, стоявшее в этот момент на лугу, относилось к первому разряду. В этот малочисленный и привилегированный разряд, в отличие от второго и третьего, входили представители высших придворных чинов и бояре со своими свитами, московские дворяне и жильцы – богатые выборные дворяне. Конные отряды представляли собой полки, которые набирали по старому поместному принципу, на должности начальных людей приглашали иностранцев, а солдат брали из своих мелкопоместных и беспоместных дворян, детей боярских, охочих и вольных людей, ново окрещенных татар. Из них-то и были набраны несколько полков драгун и рейтар. Все эти драгуны, рейтары и копейщики получали от казны земельные наделы, жалование, оружие, одежду, крупу и соль. Раз в год, обычно осенью, солдат собирали на месяц для военного смотра и обучения, после чего они снова разъезжались по домам. По эти причинам русские конные полки «иноземного строя» оставались все тем же поселенным войском, многочисленным, но слабо обученным. Как раз один из таких драгунских конных полков и присутствовал на утреннем смотре.
Неделю назад Алексей Михайлович велел боярину Черкасскому собрать в селе Коломенском полки и конницу для построения. Хотел потешить себя и полюбоваться великолепным шумным зрелищем выхода военных полков, нежели чем проверить их реальную подготовку к сражениям. Причина такого беспечного отношения крылась в том, что Алексей Михайлович никогда ранее вплотную не занимался военным делом, и реформой своих войск и пока даже не помышлял о создании новой регулярной, хорошо подготовленной, снабженной современным вооружением и обмундированием армии. Впоследствии реформу провел его сын Петр Алексеевич.
Еще в тысяча шестьсот одиннадцатом году поместная конница была могучей и способной вести победоносные военные действия. В годы Смутного времени вместе с народным ополчением князя Пожарского и Кузьмы Минина была освобождена Москва от польских интервентов, и осенью тысяча шестьсот восемнадцатого года, когда была отбита очередная попытка польской армии и союзного с ней запорожского отряда гетмана Сагайдачного взять Москву, она это продемонстрировала. Но уже начиная с тысяча шестьсот пятнадцатого года, удельный вес артиллерии и ручного огнестрельного оружия вырос. И большую роль в сражениях играла непосредственно пехота и стрелецкие полки, которым и надлежало уделять больше внимания.
– Сейчас нам покажут бой, государь, – объяснил Черкасский.
Алексей Михайлович вновь подошел к окну.
– Красиво, – произнес с удовлетворением.
Все сгрудились возле бойниц и наблюдали за движением полков, как они по команде своих командиров сначала разошлись, образовав ровные квадраты на поле, и некоторое время стояли на противоположных сторонах. А затем снова сошлись и также красиво разошлись.
– На сегодня достаточно. Командуйте отбой, – велел Алексей Михайлович, чувствуя, что проголодался.
Ртищев спросил разрешения у Черкасского, схватил сине-белый флаг и, свесившись из окна, довольно и весело им замахал.
После завтрака в шатре на том же поле царь во главе придворной процессии прошествовал к реке и живописному пруду за Дьяковским оврагом, в котором разводили карасей. Таких прудов для разведения карпов поблизости еще было два.
На берегу реки уже находился тот самый опоздавший пятисотенный Ефграф Соколов, который понуро топтался на месте, дожидаясь своей участи и решения царя. Возле него стоял прославивший себя ловким поведением на воде и умением плавать с огромной скоростью Михаил Будаев, малорослый слуга, в обязанности которого входило разведение карасей и спасение на воде, если понадобится. Будаев был силен и ловок и чувствовал себя в воде, как быстрая щука, умеющая быстро схватить свою добычу, утопающего.
– Ну, что Ефграф, признаешь ли вину? – спросил Долгорукий, весело глядя на Соколова. Тот охотно поклонился.
– Признаю. Виновен в опоздании, отец наш. Согрешил Богу и государю.
– Наперед ответь, умеешь ли плавать?
– Отчего же не уметь, умею. Дело нехитрое.
– Ну а коли умеешь, и слава Богу! Но с тобой рядом поплывет Михаил, чтобы спасти, если понадобится, не дай Бог! Царю нашему будет потеха, за которую он потом тебя, дурака, хорошо наградит, – уже тише прибавил Долгорукий. Перекрестил Соколова и сказал громко, чтобы слышала собравшаяся в ожидании развлечения публика: