Вокруг державного престола. Соборные люди
Шрифт:
– Садись, посиди. Маленько отдохнешь, и будем собираться, – предложила она и стянула платок. Привычным движением быстро переплела косу и закинула за спину. Лицо ее разрумянилось. На висках блестели бисеринки пота, грудь ходила ходуном под льняной рубахой, поверх которой надет голубой сарафан.
Сестры Соковнины были неуловимо похожи друг на друга. Обе – высокие, русоволосые статные красавицы. Черты лица старшей Феодосии казались более тонкими, строгими и одухотворенными. В ее темно-синих великолепных глазах можно было утонуть, как в глубоких омутах – столько в них таилось нежной задумчивости, суровой сдержанности и непонятной печали.
Младшая Евдокия – еще совсем девчонка. Но и она уже красавица. У нее было милое и простодушное лицо. Глаза смотрели на мир и на людей доверчиво и непредвзято, они горели задором и жаждой жизни. Евдокия – юная, наивная и доверчивая боярышня, во всех поступках старалась подражать старшей сестре.
– Жарко-то как! – посетовала она, вздохнула и присела на травку. – А я тебя вначале в лесу среди девушек искала. Потом меня Глаша надоумила, что ты в поле пошла жаворонков слушать. Что ж ты одна ушла? Я бы с тобой пошла. А то вдруг, медведь из-за дерева выскочит! – пошутила Евдокия.
– А ты меня, такая махонькая птичка-невеличка, спасла бы? – спросила Феодосия и ласково посмотрела на сестру.
– И спасла бы! – убежденно отозвалась та. Глаза ее блестели искренностью и отвагой.
– Ох ты какая храбрая, – похвалила Феодосия, – но меня защищать не надо. Не боюсь я ни волков, ни медведей. Иной человек в худой час и страшней медведя. А медведь – что? Зверь лесной, бесхитростный. У меня против него и заветное слово припасено, – увидела округлившиеся и восхищенные глаза сестры и снисходительно улыбнулась. – Послушает мишка косолапый мое слово, и в лес к себе пойдет потихонечку.
– А мне скажешь это слово? – затаив дыхание, спросила Евдокия. Она с восторгом и обожанием смотрела на сестру.
– Ох ты моя пигалица. Конечно, скажу! – Феодосия улыбнулась. – В другой раз. На-ка! Возьми платочек. Водицы то не хочешь испить?
Она протянула руку и заботливо, по-матерински, поправила выбившуюся из расплетенной косы Евдокии светлую влажную прядь, заведя за маленькое ухо. Не глядя, пошарила рукой в траве и, достав припрятанный от солнца кувшин с водой, бережно подала. С улыбкой смотрела, как Евдокия пьет.
– Вот и хорошо, – проговорила она, после того, как Евдокия прилегла рядом с ней на примятую и душистую траву.
Сестры лежали, прикасаясь, одна русоволосая головушка к другой и любовались опрокинувшимся на них бескрайним голубым простором с медленно плывущими по нему облаками, и их молодые пылкие сердца переполняла любовь к родному краю. Да и как можно не любить все эти бездонные, распростершие над ними свои объятия великолепные русские просторы! Кажется, что здесь и там на горизонте навсегда слились в дружеском поцелуе и эта щедрая русская земля, и это безбрежное синее небо, и уже никогда более не смогут они существовать друг без друга, наполняя души людей невероятным восторгом, воодушевлением и радостью жизни.
– Расскажи, что в дворцовых хоромах? – спросила Феодосия. Она приподнялась и, опершись головой об локоть, с интересом посмотрела на сестру.
– Царица проснулась и помолилась, к ней бояре пришли, здороваться. Я в светелке сидела, в окошко выглядывала. Вдруг вижу, батюшка наш Прокопий Федорович вместе с боярином Морозовым на крыльцо поднимаются. Глеб Иванович весь такой важный, в нарядном кафтане. За батюшкой нашим идет, а сам по сторонам зорко, как коршун поглядывает. Тебя, Феодосьюшка, поди высматривал. Их матушка наша, царица Марья Ильинична хорошо приняла, приказала меда белого с коврижками на серебряном поднести. Потом взошли они к царице в светелку. И Марья Ильинична тоже. А как зашла в светлицу, так всем своим боярышням велела выйти оттуда. И мне тоже велела. Батюшка меня по головке погладил, как девочку маленькую. Потом они между собой долго о чем-то совещались. А после уж Глеб Иванович обратно-то вышел на крыльцо, обратился к входу и в пояс от души поклонился. Его наш батюшка провожал. Сам-то боярин Морозов как рубль новехонький весь, так и светился. Довольный. Я у батюшки потом выспрашивала, зачем к царице боярин Морозов-то приходил? Мне же интересно! Да батюшка наш хитрый такой, отмолчался… – в голосе Евдокии промелькнуло сожаление. Она с жадным любопытством всмотрелась в задумчивое лицо сестрицы. Ей было интересно, как та отреагирует на важное известие.
Заметила взволнованно заблестевшие глаза и смущенную радостную улыбку, которую Феодосия и не старалась скрыть, торжествующе улыбнулась.
– Что скажешь?
– А что сказать? Как Марья Ильинична решит, и батюшка наш с братьями благословенье дадут, так пусть и будет. Подчинюсь их воле, – промолвила Феодосия и, подняв на сестру ясные глаза, строго добавила:
– Пресветлая государыня всем нам великая заступница! Худого мне не пожелает: за дурного человека не посватает. Я ей как матери родной верю. А про батюшку и братьев и вовсе супротив сказать не могу! Все они желают нам с тобой, Евдокия, добра и счастья! – в ее голосе прозвучала такая убежденность в сказанном, что Евдокия сразу и безоговорочно поверила ей.
– Кому ж, как не им нам с тобой довериться? Я перечить не стану! Если Бог так ссудит – пойду замуж за боярина Глеба Ивановича, – степенно заключила Феодосия и замолчала. Сидела, наклонив голову и задумавшись. Неторопливыми движениями отгоняла от лица настырно жужжащую мошкару.
В уютной, примятой молодыми телами травяной ложбинке было прохладно. Монотонно стрекотали кузнечики. Тихо шелестела трава, склоняясь над лицом, навевая сон и создавая ощущение покоя.
– Счастливая, – протянула Евдокия и мечтательно поглядела на плывущие облака.
– Я-то? Конечно, счастливая! Глянь, посреди какой красоты лежим с тобой, – отозвалась Феодосия и улыбнулась.
– Зря смеешься, я и правда, за тебя очень рада, – с облегчением вздохнула Евдокия. Она приподнялась на локте, искоса взглянула на сестру и вдруг выпалила:
– А вот Анна Ртищева, поди, и не рада!
– Ты чего о ней вспомнила? – Феодосия вопросительно посмотрела на сестру. Но та загадочно пожала плечами.
– Да так что-то…
– Э нет, сестрица. Начала, так теперь-то уж и выкладывай. Ну что там еще случилось? – спросила Феодосия.
Евдокии как будто того и надо было, чтобы ее попросили, сразу возбужденно затараторила:
– Я-то как пошла к воротам, так она меня и окликнула. Видать, тоже в окошко глядела и видела, как Глеб Иванович-то выехал за ворота. И не смотри, что царицына кравчая, позабыла про всякую стать и важность, так ее любопытство разобрало! Подскочила и давай выспрашивать о тебе. Только я ей ничего не сказала!
– Так она уж, поди, все узнала, – промолвила Феодосия.
– Царица не скажет. А батюшка и братья подавно. От кого же узнать? Да и мы не расскажем! Вот пускай и отгадывает загадку, – настаивала Евдокия.