Волчье море
Шрифт:
Один отставший дан, стараясь нас нагнать, получил шесть стрел, одну за одной; они вонзались в него с таким звуком, с каким ударяется о стену сырое мясо. Он упал наземь, одна рука все царапала песок и хватала жесткую траву в тщетной попытке догнать своих.
Мы отступали, а стрелы свистели, шипели и врезались в щиты. Надеюсь, тот, кто командует арабами, слишком осторожен, чтобы сообразить, что, пока мы идем, «вороньи когти» нас не защищают, как в прошлый раз. Без этих когтей мы бы не устояли против вооруженных копьями всадников и стрелков.
Песок заскрипел под ногами, иногда нога наступала на травяную кочку. Потом кочки исчезли, а мы все пятились, миновали еще два тела и двух лошадей без наездников.
Одна из арабских лошадей вдруг взвилась на дыбы, сбросила седока, а остальные поскакали обратно, когда кто-то из наших закричал: «Вода!»
От плеска волн у моих ног я чуть не разрыдался. Позади, один за другим, побратимы закидывали щиты за спины и плюхали по воде в сторону лодок, а с корабля начали стрелять из немногих имевшихся у нас коротких луков. Конные предпочли не приближаться.
Что-то ударилось в мой шлем, и в голове будто зазвонил колокол. Затем что-то свистнуло, и стрела угодила в мой щит — изнутри! Я перерубил ее древко мечом и крикнул стрелкам с «Сохатого» глядеть, куда они целят, потом повернулся и побежал, прикрыв щитом спину.
Перевалился через борт «Сохатого», услышал плеск — это падали в воду последние стрелы с берега. Конные с торжеством трясли луками над головами и вопили на своей тарабарщине на греческом — наверняка что-то обидное.
Квасир, сияя, помог мне встать и дружелюбно ткнул в плечо.
— Отлично придумал, Торговец!
— Сколько? — выдавил я, глядя на мокрых, изможденных, стонущих побратимов.
— Четверо погибли, — ответил Финн, поливая водой голову. Потом плюнул в сторону всадников. — И шесть раненых, среди них мальчик.
— Мальчик? — недоуменно переспросил я. Не Козленок же…
Это оказался он. Стрела попала ему в бок, брат Иоанн стоял на коленях рядом с ним, внимательно ощупывая рану. Древко обрезали по самую плоть; Козленок весь обмяк и был бледен, цвета молока.
Брат Иоанн пробормотал молитву и посмотрел на меня; его строгое лицо блестело от пота.
Подошел Гизур.
— Западный ветер дует. Будем ловить?
Я кивнул, потом повернулся к брату Иоанну, который снова осматривал рану. Козленок застонал.
— Задница Одина, жрец! — прорычал Финн. — Ты вообще знаешь, что делаешь?
— Еще слово, Лошадиная Голова, и я тебе врежу. Принеси воды и заткни пасть.
Финн с бранью удалился, а я почувствовал, что «Сохатый» разворачивается, и услышал, как Квасир теребит усталых побратимов, понуждая выбирать парус.
— Ты вправду ведаешь, что делаешь? — спросил я. Брат Иоанн смерил меня таким взглядом, что мне почудилось, будто и он сейчас зарычит. Потом он отер сухие губы, и я увидел в его глазах страх и неуверенность.
— Сидит глубоко, наконечник зазубренный. Не могу протолкнуть наружу, боюсь задеть что-нибудь во чреве и причинить больше вреда, чем уже принесла рана.
— А если не трогать?
— Coniecturalem artem esse medicinam.
Медицина есть искусство гадания. Я посмотрел на мальчика, совершенно беспомощного; мне больше не нужны мертвые детские тела. Брат Иоанн, суетливый от забот, кивнул и облизал губы, потом снова начал усердно молиться.
Я подставил лицо ветру, повернулся к носу и увидел Радослава.
— Спасибо, что предупредили, — сказал я и поведал ему, что произошло на берегу, как погиб маленький посланец. Радослав качнул перевитой серебром прядью, посмотрел на крохотную фигурку на палубе; брат Иоанн склонился над Козленком, точно ободранный ворон.
— Его мать проклянет день, когда мы приплыли на остров, — сказал Радослав и плюнул. — Но все равно мы уже не вернемся. Твой Старкад запустил лису в курятник.
По его словам, все случилось быстро и обыденно. Они видели, как в гавань входит корабль, и подивились — это был большой греческий кнорр, но шел он с востока и лавировал против ветра с берега. Когда же он обогнул мыс, на его палубе оказалось полным-полно северян, и Квасир немедленно велел ставить парус и ловить тот самый ветер, который препятствовал кораблю Старкада.
Радослав повозмущался тем, что пришлось бросить «Волчок», с Аринбьорном и Огмундом на борту. Хуже того, прибавил он, они вынуждены были бросить и большую часть груза на борту.
— Прости, — сказал я.
Радослав пожал плечами.
— Да ладно. Сокровище все окупит, когда мы его добудем.
Я промолчал, не стал разубеждать Радослава, который по-прежнему был уверен, что мы ищем сокровище — впрочем, рунный меч и был сокровищем. И все же в моей груди разбушевалась буря, и решимость моя слабела, как протекающий кнорр. Гонимый клятвой за мечом, я вовсе не хотел возвращаться в курган Атли. Рано или поздно надо будет решать, не то дела станут безобразнее Коротышки Элдгрима.
— Куда, Торговец? — крикнул Гизур. Это решение я принял давно, изменилась лишь отправная точка.
— На север и затем на восток, вокруг острова, к Селевкии, — ответил я. Недаром я прислушивался ко всем сплетням: мне было известно, что Антиохия ныне в руках Миклагарда. Город брали уже не в первый раз, но, как случалось и прежде, его, скорее всего, придется отдать и отступить к Тарсу. Я надеялся, что этого не произойдет, покуда мы не доберемся до Селевкии, антиохийского порта, куда более надежного убежища, чем пустынный берег Серкланда.