Волчье отродье
Шрифт:
— Тащи ее к поляне, мы сейчас подойдем.
За спиной раздалось короткое тявканье.
Бойцы отреагировали мгновенно: развернулись, готовые стрелять на поражение.
Возле огромной ели стояли два пса. Малыш и еще один, серый с подпалинами, тот самый, что выл над телом Игоря…
— Пашка?.. — севшим голосом спросил командир «мангустов».
Пес склонил голову.
«Ах вот оно что, — неожиданно вспомнил Виктор. — Я же должен вырезать Королевскому оборотню сердце».
— Да
— Похоже, что мы никогда этого не узнаем, — отозвался Виктор, снова ощущая отвратительное чувство бессилия, которое уже посещало его в прошлый раз при столкновении с дьявольскими силами. Недостаточно информации. Черт, ее всегда недостаточно. — Но эта девчушка прикончила волчью тварь. Сделала то, что должны были сделать мы…
Медленно кружащийся снег постепенно заносил истоптанную поляну, в беспорядке разбросанные нагие мертвые тела с многочисленными пулевыми ранениями. Одинокий валун с вдавленным отпечатком огромной волчьей лапы. Труп волка со вскрытой грудной клеткой и вырванным сердцем, лежащий недалеко от поляны и окруженный путаницей человеческих следов.
Псы-оборотни после смерти превращались в людей. Только их вожак из человека превратился в волка. Снегу все равно, что заносить. Он не знает ни благодати, ни милосердия, ни любви. Лишь холодную радость бесцельного полета в прозрачном небе, бесконечное падение и мгновенную смерть в пытающихся согреть его руках.
В больнице Виктору стало совсем скверно. Во время многочасовой операции под общим наркозом раздробленные кости собрали буквально по кусочкам. Врач предупредил, что функции руки, вероятно, восстановятся, но для этого придется приложить максимум усилий.
Что ж, полная опасностей работа в «Мангусте» включала в себя по крайней мере отличную медицинскую страховку.
Теперь, когда анестезия отошла, Виктору сделалось совсем худо. Сестра вкатила ему еще какой-то обезболивающий укол пополам со снотворным, но лекарство действовало слишком медленно.
Он чувствовал себя беспомощным перед теми силами, с которыми «мангустам» приходилось сталкиваться не в первый раз. Он опять не справился. Погибли его люди. Каким-то образом в дело оказалась вовлечена сестра Царевского, а сам Никита лежал в реанимации, подключенный к аппаратам жизнеобеспечения, и врачи не могли ничего гарантировать. Анну пришлось поместить в платное отделение психиатрической клиники — она так и не пришла в себя.
— Недостаточно информации, — снова пробормотал Виктор, сидя на жесткой больничной кровати и глядя в темноту. Свет зажигать не хотелось. Рука ныла так, что хотелось завыть. — Все время не хватает информации.
Или веры…
В любом случае, при мысли о пропасти, которую постепенно открывала перед «мангустами» благочестивая затея Сторожевского, пробирала дрожь.
Что в следующий раз выберется из Тьмы? Кто на самом деле порождает этих тварей, оборотней, пожирателей людей, черных колдунов? Почему именно сейчас они будто бы лезут изо всех щелей, увлекая в свои гнусные сети ни в чем не повинных людей?
Виктор вспомнил лицо Пашки, отведавшего сердца Королевского оборотня, и содрогнулся.
— Можно я теперь пойду домой? — спросил тогда мальчик.
— Что, один? Ты с ума сошел?
— Извините. До свидания. Пойдем, Малыш.
И он ушел в сопровождении огромного серого пса. Один неопытный подросток погиб, другой необратимо изменился. После того, как убил первого.
— Можно я теперь пойду домой…
— Господи… кто мы? Что мы? И что всех нас ждет? — прошептал Виктор, терзаясь неведением.
Снотворное наконец подействовало, он растянулся на кровати, и стал погружаться в тяжелое забытье. Возбуждение этого безумного дня не желало покидать его, ослабляя действие лекарства и превращая сон в мутную одурь. Где-то на грани восприятия зашелестели легкие крылья, по палате разлился дурманящий восточный аромат, заглушивший резкий запах лекарств и больницы.
— Виктор… — позвал мелодичный голос, так похожий на голос Алины. — Проснись.
Командир «мангустов» улыбнулся в наркотическом полусне и протянул здоровую руку, желая обнять явившийся ему призрак любимой женщины. В томном, расслабляющем голосе слышались все обещания мира, все соблазны, познанные человечеством с древних времен.
И на самом краю реальности, уже проваливаясь в темноту, что ожидает всех нас за гранью сна, он ощутил сладкий, возбуждающий поцелуй влажных губ, почувствовал под пальцами жаркие, чувственные изгибы женского тела. Призраки и галлюцинации бестелесны — женщина же была реальна.
Не желая просыпаться, он обнял создание, неведомым путем явившееся к нему в беспросветную зимнюю ночь. Тщательно запертое окно отчего-то распахнулось, рама хлопала от ветра, на подоконнике намело целый сугроб. Мятущийся свет уличных фонарей проникал в палату, освещая происходящее.
С закрытыми глазами, не желая просыпаться от пряного чувственного сна, приносящего такое облегчение, Виктор страстно обнимал пустоту…