Волчье отродье
Шрифт:
Оглушительный многоголосый собачий лай прорезал кружащуюся снежную пелену. Малыш со своими псами пришел наконец на подмогу, в самый нужный момент ударив с фланга. Собаки и оборотни сцепились между собой, яростно рыча, вонзая во врага клыки и когти, приминая свежий снежный покров.
Вожак оборотней на такую ерунду отвлекаться не собирался.
У него была цель. И никто не мог его остановить.
Или почти никто. За мгновение до того, как вожак прыгнул, опомнившийся Никита спустил курок.
Серебряная картечь вошла в мохнатый бок, и оборотня снесло в сторону:
Краем глаза вожак заметил позади метнувшуюся к Пашке тень — белую на белом снегу. Хорошо. Щенок никуда не денется. Он напуган, подавлен, а главное — безоружен. Легкая добыча для новичка.
Королевский волк ринулся на противника, подминая его под себя. Выстрелить второй раз Никита так и не успел…
Пашка стоял, глядя прямо перед собой, словно не шла вокруг жесточайшая схватка и вожак собачьей стаи не собирался только что растерзать его на части.
Все силы без остатка уходили на одно: оставаться собой. Луна пьянила, звала. Но Пашка держался. Даже если все они обречены, он хотел умереть человеком.
Арчи оставил Пашку, занялся бойцом, который всадил в него заряд серебра, но на месте вожака возник из темноты совершенно белый пушистый пес с черным носом и голубыми глазами.
— Игорь, ты? — Мальчик узнал бывшего товарища скорее по запаху.
Существо, которое когда-то было Игорем, угрожающе оскалило зубы. Оборотень явно нервничал. Ему совсем не хотелось соваться под залпы серебряной картечи.
— Игорь, мы приехали спасти тебя, — начал Пашка. Человеческие слова застревали в горле, язык не слушался. — Мы можем снова стать людьми…
Короткий рык охарактеризовал отношение Игоря к идее спасения и возможности снова стать человеком.
— У тебя есть еще шанс, ты просто не знаешь об этом, — настаивал Пашка.
И тут же понял, что ошибается. Шансов у Игоря не было: на белой пушистой морде темнели пятна засохшей крови. Крови женщины, чье тело, должно быть, уже занесло снегом…
Игорь подобрался перед прыжком. А Пашка ощутил вдруг, как поднимается из глубины души звериная ярость, прогоняя жалость и страх. Может, ему и суждено погибнуть здесь, но не от зубов Игоря, выбравшего жизнь за счет чужой смерти.
Будь у него ружье… Хотя зачем ружье, если есть зубы! Пашка оскалил клыки, из его глотки вырвалось глухое рычание.
Белый пес рванулся вперед. А навстречу ему, выскальзывая из ставшей ненужной одежды, устремился серый. Мохнатые тела столкнулись в воздухе, лязгнули челюсти. И вот уже два зверя покатились пестрым клубком, стремясь вцепиться друг другу в горло.
Виктор, придерживая безжизненно повисшую правую руку, стоял на коленях перед лежащим без сознания на окровавленном и истоптанном снегу Никитой.
Двое «мангустов» пытались как-то помочь Марату, но тот истекал кровью — рана оказалась слишком высоко, чтобы можно было наложить жгут. Еще двое бойцов получили серьезные ранения, остальные отделались легкими царапинами.
Все эти страшные последствия были на совести вожака стаи оборотней. Это он, получив от Никиты полновесный заряд серебра, незамедлительно развернулся и бросился на снайпера. Картечь даже не затормозила его стремительных движений. Через мгновение Никита упал на землю с поврежденным позвоночником — Арчи обрушился на него всем весом.
Виктор ударил оборотня ножом, но тот молниеносно увернулся и сомкнул страшные зубы на предплечье, прикрытом бронещитком и кевларовой защитой. Щиток разлетелся вдребезги, но кевлар не смог прокусить даже Королевский оборотень. Тогда он просто сжал челюсти, дробя лучевые кости.
Виктор заорал и ударил тварь здоровой рукой в висок, потом попытался разжать стальную хватку. Арчи продолжал вгрызаться в свою жертву, подвергая кевларовую защиту серьезному испытанию.
К месту сражения подоспели остальные «мангусты», к тому времени расправившиеся с большей частью низших оборотней. Раздались выстрелы, и Арчи, получив критическое количество серебряной картечи, наконец прекратил терзать руку Виктора, совершил гигантский прыжок и мгновенно скрылся в темноте леса.
Шестеро «мангустов» по приказу командира бросились за ним: догнать и добить раненого монстра.
Виктор опустился на колени перед Никитой.
Правая рука потеряла всякую чувствительность и только мешала. Не думая о последствиях, командир «мангустов» засунул бесполезную теперь конечность за ремень разгрузки. Кто-то прижал к его шее инъектор с противошоковым средством.
Снайпер лежал неподвижно, кожа побледнела, пульс был редким и слабым, изо рта текла струйка крови.
— Тут что-то серьезное, — бросил Виктор. — Что с другими?
— Марат мертв, Виктор Николаевич, — тихо произнес Стас, поднимаясь с земли, перемешанной со снегом и кровью. Его ботинки утопали в этой чудовищной каше, оставляя глубоко вдавленные следы.
Кононов выругался сквозь зубы. Надо было вытаскивать раненых, но как? Делать носилки? И куда, черт подери, в этой неразберихе задевался пацан?
Виктор поднялся на ноги и огляделся по сторонам. В первое мгновение он решил, что от болевого шока у него начались галлюцинации. Но рядом присвистнул Стас, высматривающий подходящие жерди для носилок, и стало ясно: ему не мерещится.
На залитой кровью поляне лежали тела. Нагие человеческие тела, а не собачьи трупы. Мужчины и женщины лежали на пропитанном кровью снегу, израненные, простреленные серебряной картечью, покрытые следами собачьих укусов. На лицах застыло одно и то же выражение — бешеная звериная ярость. Чуть в стороне лежал подросток, совсем еще мальчик, со светлыми, почти белыми волосами. Над его телом, задрав морду к луне, глухо выл серый пес.
Виктор ошарашенно потряс головой.
— Ну, ребята, если нас тут бы кто увидел — влепили бы по десятке каждому, не меньше. А то и вышку дали бы. Так, ноги в руки, трое со мной, попробуем поймать эту тварь, двое — ищите пацана, надеюсь, он жив и где-то рядом. Остальные — быстро делайте носилки. Стас, звони, вызывай транспорт. И в больничку тоже звони. Пусть реанимацию готовят.