Волчье правило
Шрифт:
– Стой, механик! – закричал танковый взводный, остановив машину.
Стояла бешеная пальба. Осмотревшись, Хантер заметил, как вдоль берега, оттуда, где чудом сохранились маковые насаждения, появилась вражеская фигура с автоматом наперевес. «Дух» оказался проворным – нацелив автомат на десантников, по колено в воде настигавших танк, он полоснул длинной очередью…
Правду говорят – бойся первого выстрела: первые две пули свалили Татарина – тот рухнул в воду, покрасневшую по течению. Болгарин тоже получил свое. На его счастье, пули с металлически цокотом попали в радиостанцию. Болгарина протащило водой, он рывком сбросил с себя ремни крепления станции и запрыгнул на броню.
Старлея пули не тронули, он только услышал их свист. Нарочито спокойно поднял он АПС, наведя на моджахеда, пытавшегося судорожно заменить магазин в автомате, и нажал на спуск. Из четырех пуль вылетели три, все они попали куда нужно…
– Болгарин! Ко мне! – приказал замполит, держа рукой тело Татарина, чтобы не унесло течением.
Соскочили Болгарин с Клычом, схватили обмякшее безжизненное тело снайпера, подали на трансмиссию. Сверху башни, из «Утеса», танковый взводный кромсал кучку «духов», под прикрытием дымовой завесы так неосмотрительно приблизившихся к пляжу.
– Заскакивай, Хантер! – закричал Бугай. – Уходим!
Неожиданно Петренко стало все по пенису – эта война с ее дурной пальбой, вся его жизнь и такая близкая и совсем не такая уж страшная смерть… Пули фонтанчиками расплескивали воду, но почему-то ни одна не попала в него, пули звонко щелкали и по танковой броне.
На трансмиссии, где скучился полуживой танковый десант, кого-то ранило, кто-то закричал нечеловеческим голосом… Обращаясь к Хантеру, что-то орал Бугай, танкист, Клыч, Болгарин и даже Наваль, но Сашке все было безразлично, он уже поставил на себе и своей жизни жирный крест. Аффект длился недолго – с танка свесился капитан Аврамов, и мощной рукой, легко, словно репку с грядки, схватив замполита за ворот, выдернул на броню.
– Гони, танкист! – громко скомандовал капитан, механик-водитель дал газу, грозная боевая машина покатилась задом.
– Ты, что, ё… твою мать, совсем ох…л?! – гневно спросил у старшего лейтенанта командир группы спецназа, держась за воротник.
Тот не ответил, хотя уже начал возвращаться в реальность.
– Ничего, бывает! – проревел сквозь рев двигателя и выстрелы Бугай. – Оно попустит!
До берега оставалось полречки, когда Сашка решил пересесть на край трансмиссии, посмотреть – нет ли мин. Едва перелез через тела погибших и раненных, подсев на самый краешек брони, где перекатывался погибший Татарин, как мощный взрыв громыхнул прямо под катком, над которым находился заместитель командира четвертой парашютно-десантной роты по политической части старший лейтенант Александр Петренко.
Последние яркие воспоминания были короткими: свободный полет над неспокойной поверхностью реки, громкое падение в холодную воду. Волны сомкнулись над шальной головой…
…Господь в который раз сохранил жизнь безбожнику (на то время) и грешнику. Танк остановился, разувшись, его мощное бортовое вооружение не молчало, не дав душманам приблизиться. С машины соскочили Клыч с Болгарином и вытянули из речки несомый течением труп Татарина и живого, хотя и оглушенного Петренко, успевшего хорошенько наглотаться воды.
Хантер тяжко приходил в себя – все, происходящее вокруг, воспринималось им как в калейдоскопе: танки, какие-то огромные несуразные тени, быстро пролетавшие над речкой, стрельба, бээмпэшки родной роты, вынырнувшие, казалось, прямо из воды. Александр сидел на броне, тупо уставившись перед собой, в его травмированной голове происходили непонятные процессы. Вновь не к месту нахлынули воспоминания…
…До выхода на боевые оставалось два дня, когда в роте появился начальник особого отдела – майор Иванов. Среднего роста, зеленоглазый, тучный, зачесанный, без головного убора, в новой камуфлированной форме (очевидно, стибрил у вертолетчиков), со Стечкиным в идиотской деревянной кобуре на правом боку он словно играл какую-то роль в кино, а не исполнял повседневные служебные обязанности.
Собрав всех офицеров и прапорщиков роты, он начал с того, что попытался запугать присутствующих всевозможными наказаниями, если во время их деятельности вблизи ПКП армии что-то пойдет «не так».
В ответ на просьбу ротного конкретизировать данное понятие – «не так», Иванов сказал, дескать, хватить валять дурака, все прекрасно всё понимают, не малые же дети, поэтому он должен предупредить всех присутствующих об уголовной ответственности, если все же что-то будет «не так». На том грозный особист с видом победителя вышел прочь, радуясь, что закончил-таки трудную, но приятную работу.
Через пару часов, после обеда, пришел начальник разведки бригады майор Дардин, опытный и уважаемый в бригаде старший офицер – невысокий, широкий, как двустворчатый шкаф, с телосложением боксера, загорелый, словно настоящий африканский негр. Явился он сразу же после реализации разведданных – в «лифчике» и кроссовках, ношеной «песочке», в выцветшей панаме, обвешанный оружием.
Автомат с двумя спаренными магазинами висел на плече, на поясе маячил Стечкин в открытой кожаной кобуре, нож разведчика образца 1943 года висел слева от пряжки. Правда, в штабе соединения начразведки все же успел побывать: в руках он принес потертый старый портфель из «секретки» (на нем были пристегнуты крышечки от лимонада с пластилином, на котором прослеживались свежие следы печати).
Вскоре 007 собрал офицеров и прапорщиков роты в ленкомнате и устало спросил, какие будут к нему вопросы.
– Товарищ майор! – вылез поперек батьки нахальный старший технарь роты Ошейков. – А чего это вы таскаете спаренные пулеметные магазины? Вы же знаете, что среди нашего брата-десантника такое считается признаком скверного, «солярно-мазутного» тона?
– Спаривать, а точнее – соединять, магазины, товарищ старший прапорщик, – терпеливо объяснил разведчик, – додумались не «солярники», а вертолетчики! Зачем? А затем, что они, в отличие от нас, все время находятся в относительно комфортных условиях, не имея возможности засорить или повредить нижний, открытый край магазина.
Этот прием срабатывает лишь однажды – в первые, опаснейшие минуты боестолкновения, когда возникает потребность в большом количестве боеприпасов. Потом, как правило, спаренные магазины теряются навсегда, поскольку набивать их патронами во время боя крайне неудобно.
Существует еще одно неудобство – если долго таскать магазины в снаряженном состоянии, пружину клинит в сжатом виде, и во время стрельбы может возникнуть задержка. Но нам, товарищи десантники, такой долгий перерыв, к счастью (или – к сожалению?), не угрожает.