Волчье Семя
Шрифт:
— Да ну! А че мы тогда лаз не нашли?
— А мы искали?
Скелет задумался.
— Нет, в натуре. А почему?
— Да потому, — расхохотался Амбал, — что там воняет хуже, чем в сортире. Хочешь, лезь, ищи! А я пошел! До стрелы всего ничего осталось!
Когтя пришлось ждать довольно долго. Зато вышел брат не один, а вместе с важным господином. При мече, в длинном сюртуке с мехом, с толстой золотой цепью на груди. Господин оседлал лошадь и неспешно поехал к ратуше. Настоящему дворянину, даже три сотни локтей пешком пройти — урон чести несказанный…
Медвежонок осторожно пошел следом. У ратуши, повинуясь знаку Когтя, подбежал и принял у дворянина поводья, не обратив внимания на удивленное выражение лица. Впрочем, через мгновение оно пропало. Отто привязал поводья кобылы к коновязи и устроился ждать и следить. Три монетки уже были у Когтя.
Похоже, брат уговорил дворянина. Сейчас они откупят Белку, и у Медвежонка появится еще и сестра. Брат и сестра — это очень много! У Отто никогда не было столько родственников. Еще бы дед их нашел! Когда Белка будет с ними, надо будет пойти на восход. Дед ведь придет туда. Потому и предупреждал. В том, что дед выжил, Медвежонок был уверен целиком и полностью!
Еще совсем немного подождать, и можно знакомиться с сестрой. Ой, так и не спросил Когтя, как зовут Белку. Погремуха — дело хорошее, но у человека обязательно должно быть имя. Нельзя иначе!
Глава 21
Распахивать дверь ратуши ногой, придя туда, дабы сунуть на лапу — не лучшее решение. А открывать тихо, как это делают обычные посетители, недостойно шляхтича. Всю дорогу Хюбнер продумывал различные варианты, и, как выяснилось, совершенно напрасно. Мальчишка или те, кто за ним стоял, учли всё.
У самой ратуши подскочил второй паренек, подхватил поводья кобылы и потащил ее к коновязи. А «наниматель», старательно игравший роль слуги, распахнул тяжелую створку и склонился в поклоне. При взгляде на «конюха», Арнольд на мгновение обмер. Это был внук старого Зверя. Во всяком случае, очень похож.
Времени, чтобы продумать ситуацию в деталях, не хватало. Но усомниться Хюбнер успел. Не должен был маленький вильдвер так быстро влиться в «семью» местных разбойничков. Если только они не знают об его истинной сущности, и Зверь здесь для подстраховки. Но это вряд ли. Карники скорее сдадут вильдвера Ордену. Раньше или позже Зверь подомнет под себя любую шайку: у преступивших закон правит тот, кто сильней. Если же ночные не знают кого пригрели, то новенький должен использоваться на третьих ролях. А хитрая комбинация с использованием заезжего дворянина — дело для людей проверенных. Да и пара слов, которыми обменялись пареньки, сказали немало. Парни общались на поленско-вентском уголовном языке. Вильдверу просто некогда было его учить. Не с дедом же в деревне он «ботал по фене».
Нет, просто похож. Вон, старший тоже похож. А если эти двое братья, то и неудивительно. Может, слово «семья» подразумевало именно семью, а не гильдию. Все запутаннее и запутаннее…
Размышление пришлось прервать по вполне понятной причине. Они пришли. И снова старший писец! Как две капли воды с предыдущим. Даже уродливая бородавка на подбородке такая же. Хотя нет, это свет так играет. А что до должности, так тоже в порядке вещей. Всякого дворянина, посетившего любую ратушу Нордвента, встретит именно старший писец. Не лично же бургомистру встречать. А рядового поставить — недостаточно уважения…
— Что угодно ясновельможному пану?
Арнольд смерил «хлопа» взглядом и уселся в кресло, закинув ногу на ногу.
— Мариуш Качинський, коронный шляхтич! Я проезжал мимо, но мне сообщили, что в вашей тюрьме содержится моя беглая холопка. Я бы хотел забрать девку!
— Ясновельможный пан должен понимать, что в это заведение никто не попадает просто так! — прищурился писец, наклоняясь поближе к гостю, — Да и содержание заключенных обходится городской казне…
— Сосчитайте ущерб, нанесенный ее действиями, — резко оборвал чиновника «Милош». — Я возмещу! Мы чтим порядки, принятые даже в самых варварских землях.
Именно так, вежливость, совмещенная с хамством. Сравнительно сдержанным.
— Одну минуту, пан Мариуш! — засуетился писец. — Как зовут арестованную?
— Эльза! Здесь ее называли кличкой Белка.
Чиновник отошел к шкафу, после недолгого поиска достал несколько листов дешевенького, много раз чищенного пергамента, положил на стол и начал просмотр.
— Так, собственности урона не нанесено… Содержание за декаду… Суд был позавчера… Десять плетей… Вашу девчонку выпустили бы завтра, — поднял он голову. — Но раз она из Ваших сервов, ясновельможный пан, то вы могли бы забрать ее немедленно, выплатив всего один золотой для возмещения затрат города.
Арнольд почувствовал, как в его руку вложили монету. Ловок мальчишка, что и сказать, ведь далеко стоит…
— Грабеж среди бела дня! — возмутился он. — Чем вы кормите преступников, что семь дней содержания обходится в золотой?! Печенью черсидских павлинов?
— Не семь дней, а целую декаду, — поправил чиновник, отложив очередной лист. — Не в еде дело. Дороже всего стоит охрана, — он опустил взгляд на последний пергамент и замер. — А стоит ли ясновельможному пану выкупать склонную к побегу девку, тратя на это такие деньги? — елейно пропел писец.
Хюбнер насторожился.
— Она любимая прислуга матушки, — словно о чем-то задумавшись, ответил Арнольд. — Да и не так уж она склонна к побегу. Если же учесть, что девчонку выкрали… А в чем дело?
— Э… — замялся чиновник, — Понимаете, Ваша милость, тут еще какое дело… Эта арестованная не подлежит освобождению…
— Почему? — голос «шляхтича» был грозен.
— Понимаете… Проверка Светочей Веры… Вот, по доносу… — писец дрожащей рукой протянул Хюбнеру лист пергамента и прошептал. — Она Зверь!
Мысли хаотично заметались в голове Хюбнера. Вот в чем дело! Карники Нейдорфа прикрывает вильдверов! Или использует их в работе! А теперь пану Мариушу грозит ни мало, ни много укрывательство! От такого обвинения дворянство не защитит. Да еще фиктивное! И как выкручиваться?!