Волчьи выродки
Шрифт:
Из оцепенения офицера СМЕРШа вывел появившийся в дверях кабинета Суворов. Вопросительный взгляд Жогова заставил его потоптаться на месте, затем он пропустил в кабинет того пожилого антифашиста Эриха Крамера, который помог полковнику отыскать фильтрационный пункт Майценеха, и смущённо сказал:
– Товарищ полковник… Иван Николаевич, он уже вторые сутки добивается встречи с вами. Примите старика. Он говорит, что у него к вам есть очень серьёзный разговор… Не сочтите за труд, уважьте!..
– Уважу, – ответил Жогов. – Пусть проходит и садится. Объясните ему, – попросил он Суворова. – Я, как видите, без секретаря-переводчика… Пусть подождёт немного, если никуда не торопится, она
– Честно говоря, Иван Николаевич, я лучше понимаю, чем говорю, – откровенно признался комендант. – У меня такое произношение, что мне в пору только с пьяным немецким поваром говорить…
– Ну, хорошо, хорошо! – вяло махнул рукой полковник. – Я вас не задерживаю… Вижу, что вам некогда…
Суворов, и правда, торопившийся в расположение комендантского гарнизона, покинул кабинет, и полковник остался наедине со стариком. Вид у немца был решительный, чем он вызвал у него искренний интерес, и на какое-то время Жогов забыл о терзавшей его мысль печальной новости. Через минуту после ухода Суворова вернулась Сашко, и они сразу приступили к разговору с Эрихом Крамером. То, что услышал он от немца, потрясло его не меньше, чем утренняя новость об интернировании бывших военнопленных детей, приравненных к статье «выродков», в российские просторы ГУЛАГа. Оказывается, в особый отдел гарнизона и в прокуратуру военного трибунала пришло распоряжение, что и немецких подростков «гитлерюгенда», особо «отличившихся» подрывной деятельностью после подписания договора о безоговорочной капитуляции, направить в спецлагеря для военнопленных немцев, расположенных на территориях советских республик.
– Я вас очень прошу, помогите! – задыхался от возбуждения Эрих Крамер, – У меня, кроме этих двух племянников-недотёп, больше никого нету!.. Ни единого родственника! Сын попал в плен на восточном фронте под Сталинградом… Жена и дочь попали под бомбёжки!.. Остальные родственники погибли так же… похоронены под руинами собственных домов!.. – запинаясь, говорил скороговоркой немец так, что секретарь не успевала за ним переводить.
– И что я могу сделать? – удивился Жогов напористости старика. – И с чего, собственно говоря, вы взяли, что я смогу помочь вам?!
– Я уже слышал от работников комендантского гарнизона и фильтрационного пункта, что вы очень порядочный человек! Об этом все говорят! Вы защищаете заключённых фильтрационного отдела!.. – просто и без тени смущения высказал старик.
– Очень лестно слышать такое про себя, – полковник улыбнулся и встретился взглядом с Анастасией Ильиничной. – Ну, а что вы на это скажете?
Она пожала плечами, и на её губах тоже появилась улыбка.
– По-моему, слухи о вас вполне справедливы, – спокойно сказала Сашко.
– Ну, и чем же я могу вам помочь, господин Крамер? – снова обратился Жогов к немцу.
– Сделайте так, чтобы моих племянников оставили здесь и не отправляли…
– Вопросами по отправке я не занимаюсь, – перебил его Жогов. – Этим занимаются «Особый отдел» и комендант гарнизона.
– Я знаю! – взволнованно выдохнул Крамер. – Сейчас комендант составляет списки, и я видел… там больше трёхсот подростков!.. Все говорят, что вы из какого-то другого «Особого отдела», что все вас здесь боятся… и комендант тоже! Вы только прикажите…
– Это распоряжение поступило от вышестоящего начальства, – отчеканил своим железным голосом Жогов. – И отменить его я не в силах!
У немца из груди вырвался судорожный выдох, и он обмяк.
– Я понимаю, – тихо сказал он. – Сначала ваших людей фашисты отправляли в рабство в концентрационные
Жогов видел, что никакие доводы не убедят старика. Он задумался и помрачнел: «… в рабство! – пронеслось у него в голове. – Он думает, что мы всех, кто держал оружие против нас, включая и детей-подростков, отправляем в рабство, но уже в наши, советские, концлагеря… А ведь он прав!» – получила неожиданное завершение его мысль.
– Он прав, – тихо пробормотал себе под нос Жогов и опустил глаза, чтобы не смотреть на душевные переживания старика-антифашиста.
Ему вдруг представились большие колонны маленьких военнопленных немцев и вместе с ними ряды детей разных возрастов, которые по независящим от них причинам стали врагами собственного народа! «Господи, как это назвать? – снова подумал полковник. – Это же самое настоящее сумасшествие! Словно всех гонят в ненасытную пасть Молоха!» Теперь он закрыл глаза, последовав примеру Крамера, и вспомнил, как ему пришла в голову идея спасения этих несчастных детей. Он едва сдержался, чтобы не рассмеяться истерически: так ничтожна и абсурдна до наивности показалась она ему в этот момент. «Как непростительна моя глупость! – вертелось у него в голове. – Я позволил эмоциям захлестнуть себя… Это я-то, разведчик!.. Пришёл к этой почтенной женщине и уговорил её!.. А что я, собственно говоря, могу сам?!.. Ну, смогу я достать пару-другую паспортов или удостоверений личности, и всё!.. Тем более что малолетним детям паспорта не нужны!.. – он вспомнил, как недавно просматривал досье немецкого фабриканта Оскара Шиндлера, спасшего вопреки приказу Гитлера тысячи евреев. – А я же хотел спасти множество жизней, как немецкий фабрикант Шиндлер, на счету которого тысячи спасённых жизней… Но как? – хлестала его жестокая мысль. – Я ведь даже не продумал механизма их освобождения!.. Шиндлеру было проще: евреи ему нужны были для работы…Я не фабрикант, и у меня нет отдельно взятого лагеря, куда я мог бы отправить всех этих несчастных для их последующего освобождения… Оказывается, мне это сделать попросту непосильно и невозможно!» – с горечью завершил он свои раздумья, открыл глаза и с грустью посмотрел на старика, пребывавшего в молчаливом ожидании.
– Прости, старик, – тихо проговорил полковник. – Я ничем не могу тебе помочь.
– А отправить меня с племянниками можете? – вдруг снова оживился немец.
– Зачем?
– Они ещё совсем дети, и без помощи взрослого им будет трудно, – запальчиво ответил Крамер. – Тем более в чужой далёкой стране… Я и сына своего поищу!.. Он ведь тоже попал в плен… Я уже говорил…
– Странно… Вы антифашист, а ваши родственники и сын… – запнулся Жогов, не желая обижать старика. Он знал, что подобные случаи среди немцев крайне редки и могут восприняться с обидой или непониманием этим горячим антифашистом: ведь родственников у него, кроме двух племянников, не осталось. –Я подумаю и что-нибудь попробую предпринять, но ничего не обещаю, – поставил он точку в разговоре.
Но и этой фразы хватило, чтобы воодушевить старика: он преобразился, и в его глазах снова появился огонёк надежды. Жогову сразу вспомнилась Сашко на первом приёме – у неё были точно такие же глаза! И вот пожалуйста: какое странное и неожиданное стечение обстоятельств!.. Проводив взглядом удалявшегося из кабинета немца, офицер повернулся к женщине и грустно улыбнулся.
– Вы знаете, Анастасия Ильинична, я только что по-настоящему осознал, что всё мною задуманное – ничего не стоящая авантюра! – в его голосе звучали виноватые нотки.