Волчица и пряности

Хасэкура Исуна

Хоро, однако, не отвернулась немедленно. Конечно, она и не улыбалась – просто смотрела на Лоуренса.

Трудно сказать, сколько прошло времени; но как раз когда Лоуренс уже собрался было выдохнуть воздух, который перед тем вдохнул, Хоро вдруг отодвинулась от окна.

Если бы Хоро просто захлопнула ставни, скорее всего, Лоуренс лишился бы всякой решимости.

Но она, хоть и ушла из оконного проема, оставила ставни широко распахнутыми.

Распахнутые ставни словно магнитом притягивали Лоуренса:

он двинулся к постоялому двору.

Конечно, Лоуренс был не настолько наивен, чтобы предположить, что Хоро и Амати просто беседовали через окошко.

Поскольку Хоро не была обычной городской девушкой, а чувства Амати к ней никак не располагали к хладнокровию, они наверняка говорили в комнате, в этом Лоуренс не сомневался.

Тем не менее Хоро не выглядела смущенной или изумленной – она просто безмолвно смотрела на Лоуренса. Это потому, что она не сделала ничего такого, о чем Лоуренс бы не знал.

Это означало, что Хоро специально распаляла Лоуренса.

И есть ли на свете хоть один мужчина, способный сохранить холодную голову, когда его распаляют?

Лоуренс вспомнил свой разговор с Хоро в Рубинхейгене. Он решил, что Хоро наверняка все поймет, если он просто и откровенно выложит ей все, что у него в душе.

Приняв решение, Лоуренс зашагал к постоялому двору.

***

Едва Лоуренс распахнул входную дверь, глазам его открылась сцена веселого пиршества.

Столы были заставлены самыми разнообразными блюдами. Сидящие за столами люди беседовали, распевали песни, безудержно предавались питию.

При мысли, что и он должен был сейчас сидеть и веселиться вместе с Хоро за одним из этих столов, Лоуренс вздохнул, хоть всегда гордился тем, что, как истинный торговец, не знал слова «сожаление».

Но у него еще оставался шанс развернуть все в обратную сторону. Если бы Хоро окончательно решила с ним порвать, она захлопнула бы окно.

С этой уверенностью в сердце Лоуренс ступил на лестницу, ведущую на второй этаж.

Едва он сделал шаг, кто-то позвал его.

– Господин Лоуренс.

Лоуренс, и без того не очень-то спокойный в душе, резко обернулся. Человек, что позвал его, тоже вздрогнул.

Это был владелец постоялого двора. Чуть высунувшись из-за своего прилавка, он непрерывно моргал.

– Прошу прощения. Что случилось? – спросил Лоуренс.

– А, тут такое дело, меня попросили передать тебе это письмо, господин Лоуренс.

При слове «письмо» Лоуренса охватило мрачное предчувствие. Он прокашлялся, чтобы прийти в себя и успокоиться.

Спустившись обратно, он подошел к прилавку и взял письмо из рук владельца заведения.

– Кто передал письмо?

– Твоя спутница, это было только что.

Лицо Лоуренса осталось бесстрастным – достижение, на его взгляд, достойное похвалы.

Излишне говорить, что владелец постоялого двора знал всех, кто у него останавливался, да и всех, кто приходил и уходил, тоже.

После того как Лоуренс ушел в одиночестве, предоставив Хоро самой себе, Амати нанес ей визит; Хоро, после того как приняла Амати у себя в комнате, предпочла не говорить с Лоуренсом прямо, но передать ему что-то письмом.

Странно было бы, если бы владелец заведения при виде столь странных взаимоотношений между своими постояльцами не испытал любопытства.

Однако смотрел он на Лоуренса с таким видом, будто ничего не знал.

Связи между городскими торговцами были очень глубоки.

Лоуренс не сомневался, что если сейчас он не будет держаться с достоинством, всяческие слухи начнут распространяться со скоростью ветра.

– Могу ли я попросить света?

Лоуренс изо всех сил старался, чтобы его голос звучал спокойно. Владелец заведения чуть кивнул и взял с полки позади себя свечу в серебряном подсвечнике.

Обычно Лоуренс не пользовался свечами на животном жиру; он с тревогой подумал, не проявится ли в ярком свете его истинное, обеспокоенное лицо из-под маски хладнокровия.

Про себя он сам над собой смеялся за подобные мысли. Затем, вытащив из-за пояса ножик, он осторожно соскреб восковую печать.

Владелец заведения отодвинулся подальше, всем видом давая понять, что не собирается невежливо подглядывать в письмо, но Лоуренс чувствовал, что время от времени он все же кидает любопытные взгляды в его сторону.

Слегка откашлявшись, Лоуренс развернул обертку письма и начал его изучать.

В письме, помимо обычного листа бумаги, был еще лист пергамента.

Сердце Лоуренса заколотилось; но если он сейчас будет колебаться, это будет значить, что он не доверяет Хоро.

Если вспомнить все возможные варианты – неудивительно будет даже, если в этом письме Хоро предлагает помириться.

Лоуренс медленно раскрыл сложенный лист бумаги, и на стол выпало несколько песчинок.

Он догадался, что песком воспользовались, чтобы быстро высушить чернила; отсюда он сделал вывод, что Хоро закончила это письмо совсем недавно.

Что несло ему это письмо – разрыв или примирение?

Слова письма буквально прыгнули Лоуренсу в глаза.

Двести серебряных монет на руках, пирита примерно на триста серебряных монет на руках. Собственность, которую можно продать…

При виде столь детального описания без всякого введения Лоуренс оторопело поднял голову.

Монеты? Пирит?

Лоуренс ожидал увидеть слова Хоро, услышать через это письмо голос Хоро, но все, что здесь было, – холодные, бездушные фразы.