Волчица лунного князя
Шрифт:
— Мог бы предупредить, что ждёт на вашем суде. — Повожу бёдрами, пытаясь понять, пора бежать в туалет или можно сначала тактично спровадить Ариана.
— Нашем, Тамара, нашем: теперь ты одна из нас.
Горячая ладонь, надавливая, скользит по груди. Обоняние у него, что ли, отбило? Не чует, что мне сейчас не до этого?
Перехватываю его ладонь.
— Ариан, скажи мне, пожалуйста, что со мной было?
— В какой именно момент? — Щекотное дыхание в ухо, всего один поворот запястьем — и его освободившаяся рука оглаживает грудь и перебирается
— Во время пожара я рычала…
— Мм… — Он целует за ухом.
— Ариан, я серьёзно! Я зарычала, как волчица.
— Ну ты же волчица… — по плечу скользит человеческий язык.
— Ариан, ты рехнулся? Я человек. Человеческая женщина, о чём неоднократно говорилось даже на суде. С какой радости я рычала?
— Наверное, хотелось… — Он опять пробирается к груди.
— Да, хотелось, но я человек, мы не рычим.
— Пф… — Ариан скользит носом по шее, прикусывает мочку уха. Опять перехватываю руку Ариана, сжимаю, и он снисходит до ответа. — Нравится тебе или нет, но у тебя сущность волчицы. Здесь она усиливается. Помогает оценивать происходящее с точки зрения оборотня, вести себя соответствующе… — Зубы скользят по моей напряжённой шее. — Рычать, кусаться, веселиться, отбрасывая установки, вложенные Сумеречным миром. Человеческая анатомия позволяет издавать свойственные нам звуки. Чтобы стать одной из нас, необязательно изменяться физически, важно лишь соответствовать душевно.
— То есть душевно я превращаюсь… в волчицу? В другое существо?
— Лишь отпускаешь на волю свою с детства запертую волчицу. — Тёплые пальцы пробираются под сорочку, скользят по груди. — Не бойся, это всё равно, что найти себя после долгого забвения. И это всё равно будешь ты…
Морозец пробегает по коже.
— Не бойся, — шепчет Ариан. — Я рядом и всегда поддержу…
Но сейчас он пытается скорее подержаться за мою грудь, чем поддержать. И я опять убираю расшалившуюся руку.
— Ариан… тебя мой запах не смущает?
Уткнувшись носом в основании шеи, он шумно втягивает воздух.
— Нет, а что?
— У меня эти самые… — Лицо просто обжигает, голос понижается, — женские дни, ты что, не чувствуешь?
— Чувствую, конечно.
— Это, наверное, неприятно…
— Нет, конечно, это же твой запах. — Он вновь шумно втягивает воздух у основания шеи. А у меня щёки пылают от того, что заговорила с ним об этом. — Что-то не так?
Княжескому сиятельству моя грудь покоя определённо не даёт, снова приходится спасать её от руки.
— Мужчины не любят эти все дела…
— Мужчин Сумеречного мира веками защищали от информации о женских циклах. У нас из-за обоняния скрывать их бесполезно, поэтому тема не табуирована, её обсуждают все и свободно. И наши женщины в эти дни не могу отбращаться в волчиц, для нас это время вашей уязвимости, время защищать и заботиться. Так что расслабься, Тамара, всё хорошо… Я помогаю тебе психологически разрядиться после суда и объясняю особенности нашего менталитета.
И опять руку на грудь пристраивает, поглаживает.
— За волчиц, я, конечно, рада, и за себя тоже, но… — Останавливаю его поползновения. — Я хочу просто полежать спокойно, ладно?
Вздохнув, Ариан крепче обнимает меня за талию, муркает:
— Хорошо.
Придавливает меня, а ведь мне, похоже, надо всё-таки посетить туалет.
— Ариан, мне надо в душ.
Он, недовольно сопя, откатывается в сторону. В темноте комнаты не разглядеть его лица, только глаза мерцают белыми огоньками.
— Подсвети мне, пожалуйста. Свет слишком яркий, а ты…
Бледное лунное сияние озаряет комнатку, только источник… источник сияния — вертикально торчащая часть тела Ариана. С выдумкой подошёл к обыденной просьбе, ещё и посмеивается, сверкая глазами-лунами.
— А что? — невинно уточняет Ариан. — Он похож на настольную лампу: ножка, абажур…
— Пропорции не те, абажур маловат, — фыркаю я и сползаю с кровати.
К счастью, халат висит в изножье, и я мгновенно укутываюсь в бархат. Вскидываю руку:
— Можешь не подходить, мне и так достаточно светло.
Ариан добавляет светимости. Интересно, это он так пошло шутит или продолжает стыдливо прикрывать «некрасивую» в человеческом виде часть тела? Собирая всё необходимое из сундука, я несколько раз порываюсь спросить, но так и не решаюсь.
Но думать об этом продолжаю и в коридоре, и в светлом современном душе. И хотя Ариан уверял, что запах его не тревожит, забираюсь под душ вся целиком — на всякий случай. И так задумываюсь о собственническом поведении Ариана, что его самого замечаю только отклеивая от прокладки бумажную ленту. Белые стены зло, если в твоём доме есть белый волк. И то, что это Ариан, на сто процентов я уверена. Или его чует волчица во мне, о которой он упоминал.
Не знаю, на что надеется мужчина, вторгаясь к женщине в столь интимный момент, но явно не на удар душевой лейкой и не на полёт в него банки с зубными щётками, мыльницы и шампуней. По крайней мере, судя по воплю:
— Тамара, ты что?
Ариан обстрела подручными средствами не ожидал.
— Извращенец, — у меня получается кошаче-змеиное шипение. — А ну… уйди! Извращенец!
— Да что такого? — Виляя хвостом, Ариан мечется вдоль стены. — Я же соскучился…
А у меня пылают щёки, сердце бешено стучит, и стыдно так, что хочется кричать.
— Уйди, уйди, идиот! — Швыряю в Ариана ополаскиватель для зубов. — И не смей ко мне подходить.
На прощанье вильнув хвостом, Ариан растворяется в потоках тумана, оставив меня один на один с разорённым душем.
Вишенкой на торте следует встревоженный голос Велиславы из-за двери:
— Тамара, у тебя всё в порядке?
— Д-да, просто поскользнулась, — лепечу я, хватаясь за голову. — Всё в порядке, не стоит беспокоиться.
Не привыкла я к нравам оборотней. Постоянно всплывает что-нибудь новое, странное, выбивающее из колеи…