Волчицы из Машкуля

Дюма Александр

Вандеец как будто все заранее предвидел: не успели трое беглецов сделать и десяти шагов, как раздалось шесть или восемь ружейных выстрелов и одна из пуль отколола щепку от дубины, что была в руке у Триго.

К счастью для беглецов, солдаты бросились сначала к своим товарищам, сраженным пулями на их глазах, и, запыхавшись от бега, не смогли метко прицелиться; тем не менее, они закрыли проход, через который беглецы намеревались ускользнуть от погони, и теперь у Жана Уллье и его товарищей оставалось совсем мало шансов на то, чтобы прорваться, не вступая в рукопашную схватку с врагом.

В самом деле, в то мгновение, когда бежавший слева Жан Уллье уже собирался перепрыгнуть через овражек, он вдруг увидел на противоположной стороне кивер, а затем и самого солдата, ожидавшего его со штыком наперевес.

Не успев перезарядить на ходу ружье, Жан Уллье подумал, что если противник угрожал ему штыком, то, по всей видимости, был в таком же положении, как и он. Вандеец на всякий случай выхватил нож и зажал его в зубах.

Не добежав двух шагов до канавы, он резко остановился и, вскинув ружье, прицелился в солдата, до которого оставалось не больше шести футов.

Все произошло именно так, как и рассчитывал Жан Уллье: решив, что ружье заряжено, солдат бросился ничком на землю, чтобы уклониться от пули.

И в ту же секунду, словно остановка не повлияла на силу его прыжка, Жан Уллье перескочил через овраг и молнией пронесся над лежавшим солдатом.

Триго оказался, в свою очередь, не менее удачливым и, не пострадав от случайной пули, скользнувшей по плечу и добавившей лишний лоскут к его лохмотьям, он прорвался вместе со своим приятелем Куцей Радостью сквозь цепочку солдат так же успешно, как и Жан Уллье.

Два беглеца (Триго можно было считать за одного) побежали в разные стороны: один направо, другой налево, чтобы через некоторое время встретиться снова.

Пять минут спустя они были на таком расстоянии друг от друга, что перешли на крик, чтобы услышать друг друга.

— Как дела? — спросил Жан Уллье Куцую Радость.

— Отлично! — ответил тот. — Минут через двадцать, если нас не зацепят пули этих мерзавцев, мы выйдем в поле, за первой же изгородью им нас ни черта не достать. Приятель Уллье, напрасно мы пошли по ландам.

— Ба! Мы вот-вот отсюда выберемся, а дети находятся в большей безопасности в том месте, где мы их оставили, чем в самом густом лесу. Ты не ранен?

— Нет, а ты, Триго? Мне показалось, что тебя задела пуля.

Гигант показал след, который оставила пуля на дубинке; очевидно, ущерб, причиненный оружию, над которым Триго трудился с такой любовью все утро, огорчил его больше, чем вырванный из одежды клок и легкая царапина на плече.

— Эй! Посмотри, — воскликнул Куцая Радость, — вот и поле!

В самом деле, в тысяче шагов от беглецов в конце такого пологого спуска, что его едва можно было заметить, виднелись начавшие уже золотиться колосья на фоне еще зеленого поля.

— Может, нам стоит перевести дух, — предложил Куцая Радость, словно почувствовав, как устал Триго.

— Конечно, — ответил Жан Уллье, — мне как раз надо перезарядить ружье. А ты пока осмотрись.

Жан Уллье начал перезаряжать свое ружье, в то время как Куцая Радость огляделся по сторонам.

— О! Разрази меня гром! — неожиданно воскликнул калека в то мгновение, когда старый вандеец укладывал на порох вторую пулю.

— Что случилось? — спросил, обернувшись, Жан Уллье.

— Тысяча чертей! Скорее в путь! Мне пока ничего не видно, но я слышу шум — он не предвещает ничего хорошего.

— Э, — заметил Жан Уллье, — приятель Куцая Радость, нам оказывает честь сама кавалерия. Тревога! Тревога, лентяй! — добавил он, обращаясь к Триго.

Скорее чтобы прочистить глотку, чем ответить Жану Уллье, нищий взревел так, что ему бы позавидовал самый здоровый бык из Пуату, и одним прыжком перемахнул через огромный камень, преграждавший ему путь.

Его героический порыв был остановлен вскрикнувшим от боли Жаном Уллье.

— Что с тобой? — спросил Куцая Радость вандейца, который застыл на месте с поднятой ногой, опершись на ствол ружья.

— Ничего, ничего, — сказал Жан, — не беспокойтесь.

Попробовав идти, он снова вскрикнул от боли. Ему пришлось сесть.

— О, — сказал Куцая Радость, — без тебя мы не двинемся с места. Скажи, что с тобой?

— Я тебе сказал: ничего!

— Ты ранен?

— А! — заметил Жан Уллье. — Где же костоправ из Монбера?

— Что ты сказал? — спросил, ничего не понимая, Куцая Радость.

— Я говорю, что попал в яму и вывихнул или сломал ногу, и вот теперь не могу даже ступить на нее.

— Триго посадит тебя на одно плечо, а меня понесет на другом.

— Невозможно! Так вы не убежите от погони.

— Но если мы оставим тебя здесь, мой дорогой Жан Уллье, они тебя убьют.

— Возможно, — ответил вандеец, — но прежде чем умереть, я уложу многих. Вот посмотри, как для начала я расправлюсь с этим.

В шагах трехстах от беглецов на невысоком холме показался молодой офицер егерского полка.

Жан Уллье, прицелившись, выстрелил.

Офицер вскинул руки и рухнул навзничь.

А Жан Уллье стал перезаряжать ружье.

— Итак, ты говоришь, что не можешь идти? — спросил Куцая Радость.

— Возможно, я бы смог проскакать на одной ноге шагов пятнадцать, но к чему?

— В таком случае, Триго, стой здесь!

— Надеюсь, что вы не сделаете такой глупости, чтобы остаться? — воскликнул Жан Уллье.