Волчицы из Машкуля
Шрифт:
— Эх! Честное слово, да! Старик, мы умрем вместе с тобой. Однако, как ты сказал, несколькими солдатами будет меньше.
— Куцая Радость, нет, нет, не делайте этого. Вы должны остаться в живых, чтобы помочь тем, кого мы оставили… Но Триго, что ты делаешь? — спросил Жан Уллье, увидев, как гигант, спустившись в овраг, пытался приподнять гранитную глыбу.
— Не надо, — сказал Куцая Радость, — не брани его: он даром времени не теряет.
— Сюда, сюда! — крикнул Триго, указывая на яму, вырытую водой под камнем, которую он обнаружил, когда приподнимал глыбу.
— Честное слово, сегодня приятель Триго соображает не хуже обезьяны! Жан Уллье, иди сюда и ложись на дно!
Жан Уллье дополз до своих товарищей и забился в углубление, где вода доходила ему до колен; затем Триго осторожно поставил на место камень, оставив узкую щель для воздуха и света вандейцу, как будто заживо погребенному под каменной плитой.
Не успел Триго приподняться, как на вершине холма показались всадники и, убедившись в гибели офицера, поскакали во весь опор по направлению к шуанам.
Однако для беглецов еще не все было потеряно: всего каких-то пятьдесят шагов оставалось сделать Триго и Куцей Радости — теперь мы будем рассказывать только о них — до спасительной изгороди, за которую вряд ли бы отважились последовать всадники, в то время как пехотинцы, похоже, уже раздумали гнаться за вандейцами.
Но унтер-офицер егерского полка в полной боевой выкладке почти нагнал их и находился так близко, что Куцей Радости показалось, что он ощутил дыхание его лошади на своем плече.
Торопясь настигнуть беглецов, унтер-офицер, привстав на стременах, замахнулся саблей на калеку и едва не обрушил на его голову удар такой силы, что неминуемо раскроил бы ему череп, если бы лошадь, поводья которой всадник на секунду слегка отпустил, не рванулась неожиданно влево, в то время как Триго инстинктивно бросился вправо.
И сабля лишь слегка оцарапала руку трактирщика.
— Взять! — крикнул Куцая Радость своему другу, понуждая к действию.
Триго завертелся на месте волчком, словно его тело было насажено на стальную пружину.
Лошадь задела нищего грудью, но не сбила с ног; тем временем Куцая Радость выстрелом из охотничьей двустволки сразил унтер-офицера наповал, и тот свалился вперед, по ходу лошади.
— Один! — открыл счет Триго, ставший вдруг словоохотливым, хотя в обычное время его нельзя было назвать разговорчивым.
Хотя схватка отняла у беглецов не более минуты, расстояние между ними и всадниками заметно сократилось; казалось, еще немного, и они настигнут вандейцев, уже слышавших сквозь дробный топот лошадиных копыт сухой треск перезаряжаемых карабинов и пистолетов.
Однако Куцей Радости было достаточно и двух секунд, чтобы оценить возможности, предоставляемые им окружающей местностью.
Они находились на самом краю ланд Буэме в нескольких шагах от развилки дорог. И как у всякой развилки в Бретани или Вандее, здесь стояло распятие; этот каменный крест, расколотый пополам, мог стать их временным, хотя и ненадежным убежищем. Справа от них уже виднелись поля, окруженные живой изгородью; однако не стоило даже думать о том, чтобы добраться до них, ибо, поняв их намерения, именно с этой стороны к ним неслись во весь опор трое или четверо всадников. Прямо перед ними, изгибаясь влево, несла свои воды река Мен, делавшая крутой поворот налево; однако Куцая Радость понял, что нельзя рассчитывать на то, чтобы река встала преградой между ними и солдатами: противоположный берег ощерился острыми скалами, нависавшими над водой, и, пока шуаны плыли бы по течению в поисках более пологого спуска, у солдат было бы несомненно достаточно времени, чтобы изрешетить их пулями.
Поэтому Куцая Радость выбрал распятие, именно к нему по его приказу и побежал Триго.
Когда великан уже заходил за каменное основание распятия, пуля, отрикошетив от креста, скользнула вдоль щеки Куцей Радости, что не помешало, однако, безногому калеке ответить выстрелом.
Но, к несчастью, из раны Обена потекла кровь и залила руки Триго. При виде крови великан взревел от ярости, словно пуля попала в него самого, и бросился на солдат, как нападает на преследующих его охотников дикий кабан.
И в ту же секунду над головами Куцей Радости и Триго сверкнули клинки десяти сабель, в шуанов прицелились сразу из десяти пистолетов, а один из жандармов уже протянул руку, чтобы схватить Куцую Радость.
Однако Триго ударом дубинки раздробил ему ногу.
Несчастный с душераздирающим криком упал с коня, и тот ускакал в ланды.
И в тот же миг раздался залп из десяти стволов.
Одна пуля попала Триго прямо в грудь, а две другие раздробили левую руку Куцей Радости.
Казалось, нищий не почувствовал боли: он отбивался своей палицей так яростно, что сломал две или три сабли и отвел от себя остальные клинки.
— К распятию! К распятию! — крикнул ему Куцая Радость. — Именно там мы и примем смерть!
— Да, — глухим голосом ответил Триго, услышав, что его друг заговорил о смерти, и опустил свою дубинку на голову солдата, который тут же свалился замертво.
Затем, выполняя полученный приказ, он попятился к кресту, чтобы, по возможности, прикрыть товарища своим телом.
— Тысяча чертей! — воскликнул капрал. — На каких-то двух попрошаек мы потратили столько времени, патронов и понесли такие тяжелые потери!
И, потянув за уздечку и одновременно больно пришпорив коня, он заставил его сделать мощный прыжок и настигнуть вандейцев.
Конь ударил Триго головой в грудь; удар был настолько силен, что великан упал на колени.
Всадник воспользовался его падением, чтобы рассечь Куцей Радости голову.
— Сбрось меня к подножию распятия и спасайся, если сможешь, — приказал прерывающимся голосом Куцая Радость, — мне уже крышка.
И он начал молитву:
— Господь, прими мою душу!..