Волчицы из Машкуля
Шрифт:
Пока гремели бои, звуки выстрелов, долетавшие до фермы, наполняли сердце Куртена страхом.
Однако, когда он узнал, кто победил, болезнь его как рукой сняло.
На следующий же день его самочувствие настолько улучшилось, что, не обращая внимания на советы служанки, он изъявил желание отправиться в Монтегю, чтобы получить от супрефекта указания о дальнейших действиях.
Как стервятник, почувствовавший запах мертвечины, он захотел участвовать в дележе добычи.
В Монтегю метр Куртен узнал, что он явился напрасно: теперь департаментом управляли военные власти. Супрефект посоветовал ему отправиться в Эгрефёй, где в тот момент располагался штаб генерала.
Всецело поглощенный командованием, Дермонкур, как храбрый и честный военный, не испытывал особой симпатии к людям, подобным Куртену, и, встретив его крайне холодно, без внимания, выслушал донос, который тот преподнес под видом сведений о состоянии дел в Ла-Ложери.
Впрочем, генерал согласился с предложением Куртена разместить гарнизон в замке, местоположение которого позволяло держать в руках весь край от Машкуля до Сен-Коломбена.
Небо должно было возместить фермеру недостаток симпатии к нему со стороны генерала.
И такое вознаграждение оно в своей справедливости ему дало.
Выходя из дома, где размещался штаб генерала, метр Куртен столкнулся с человеком, которого никогда до сих пор не встречал. Однако тот обратился к нему с необычайно любезными и вежливыми словами.
Это был мужчина лет тридцати в черной одежде, сильно напоминающей платье городских священнослужителей; у него был низкий лоб и крючком загибавшийся, как у хищной птицы, нос. Его тонкие губы сильно выдавались вперед из-за странной челюсти, а подбородок был более чем острый; темные со свинцовым отливом волосы слипались на висках; серые полуприкрытые моргавшими веками глаза, казалось, видели насквозь. Он был похож на еврея, нацепившего маску иезуита.
Несколько произнесенных им слов насторожили Куртена, а его учтивость показалась фермеру вначале подозрительной; однако он охотно принял его предложение отобедать вместе в гостинице «Святой Петр»; спустя два часа, проведенные в отдельном кабинете, где незнакомец, чей портрет мы только что нарисовали, приказал накрыть стол, они друг другу так пришлись по душе, что стали разговаривать как старые друзья и никак не могли распрощаться, обмениваясь долгими рукопожатиями; пришпоривая свою клячу, мэр Ла-Ложери еще раз подтвердил незнакомцу обещание, как можно скорее дать о себе знать.
Часов в девять вечера метр Куртен не спеша ехал по дороге, голова его лошади была обращена в сторону Ла-Ложери, а круп — в сторону Эгрефёя. Пребывая в прекрасном расположении духа, он то и дело лихо и умело, что было совсем на него непохоже, хлестал свою лошадку по бокам палкой с кожаной ручкой.
Голова метра Куртена шла кругом от радужных надежд; он мечтал прежде всего о том, как на следующий день, проснувшись рано утром, увидит на расстоянии ружейного выстрела от своей фермы добрую полусотню замечательных защитников и их соседство освободит его от всех страхов не только за последствия того, что уже совершено им, но и за все то, что ему предстоит сделать в будущем; ему уже виделось, как он, в своем качестве мэра, использует эту полусотню штыков по своему собственному усмотрению.
Мечты одновременно льстили его самолюбию и укрепляли его ненависть.
Однако, несмотря на всю привлекательность перспективы иметь под рукой подразделение преторианской гвардии, которое при небольшой ловкости могло бы стать его собственным, эти надежды были недостаточны для того, чтобы дать метру Куртену, человеку весьма сдержанному в проявлении своих чувств, столь глубокое удовлетворение.
Вне всякого сомнения, после слов незнакомца глаза Куртена алчно загорелись вовсе не от блеска быстро проходящей славы, а от сверкания самых что ни есть настоящих золотых и серебряных слитков, которые он уже видел в туманном будущем и к которым с вожделением невольно тянулась его рука.
Во власти столь приятных грез, с затуманенной головой от выпитого вина — ведь незнакомец подливал в его бокал не скупясь, — он незаметно для себя задремал; его тело покачивалось направо и налево, в зависимости от шага его лошаденки, а когда она споткнулась о камень, метр Куртен наклонился вперед и продолжал ехать так, опираясь на головку передней луки седла.
Сидеть было неудобно, но метр Куртен не собирался менять позу; в эти минуты ему снился такой прекрасный сон, что он ни за что на свете не хотел бы, чтобы с пробуждением он прервался.
Ему приснилось, что он встретил своего молодого хозяина и тот, обведя рукой все свое владение Ла-Ложери, заявил: «Теперь оно принадлежит тебе!»
Доставшееся ему богатство оказалось значительно большим, чем он вначале предполагал, и Куртен как наяву видел источник своего сказочного обогащения.
Яблони во фруктовом саду сгибались под тяжестью золотых и серебряных монет, и ему не хватало шестов, собранных по всей округе, чтобы подпереть гнущиеся и грозящие обломиться ветви.
Кусты шиповника и боярышника вместо красных и черных ягод были усыпаны разноцветными камнями, сверкавшими на солнце словно рубины. Камней было великое множество, и метр Куртен, хотя и был уверен в том, что перед ним россыпь драгоценных камней, почти не рассердился, когда заметил маленького воришку, набивавшего ими свои карманы.
Фермер вошел в хлев.
Он увидел так много откормленных коров, что буренки, стоявшие у самых дверей, показались ему ростом со слона, а самые дальние, видневшиеся вдали, — не больше клеща.
И каждую корову доила девушка.
Две первые доярки были похожи как две капли воды на Волчиц, дочерей маркиза де Суде.
И из-под их пальцев лилась поочередно то белая, то желтая жидкость, похожая на расплавленный металл.
Падая в медное ведро, которое каждая девушка подставила под огромное вымя коровы, жидкость производила характерный, столь сладостный для уха Куртена мелодичный звон и наполняла ведро сыпавшимися друг на друга золотыми и серебряными монетами.
Заглянув в ведра, счастливый фермер увидел, что они уже наполовину наполнены драгоценными монетами со всевозможными профилями на них.
Он уже протянул к ним свои дрожавшие от алчности руки, когда сильный толчок, сопровождаемый криком о помощи, прервал его сладкий сон.
Открыв глаза, Куртен увидел перед собой в сгущавшихся сумерках крестьянку в разодранном платье и с распущенными волосами, которая простирала к нему с мольбой руки.
— Что вам надо? — замахнувшись на женщину палкой, крикнул метр Куртен самым грубым голосом, на какой только был способен.