Волчий капкан
Шрифт:
О случившемся он никому не сказал; только в Софии похвастался приятелям, но те над ним посмеялись: мол, из Японии приехал, из страны гангстеров, что угодно можно выдумать – грабеж, нападение, убийство – да и легко строить из себя героя, когда уличить во лжи некому!
– Так ведь во время Олимпийских игр в Токио не было зарегистрировано ни одного крупного преступления, – подал голос один из его приятелей, читавший путевые заметки двух болгарских журналистов. – Газеты врут, или ты нам лапшу на уши вешаешь? Писали же, что японская полиция заключила с гангстерами перемирие на время Олимпиады, они даже сами, вроде, следили, чтобы все было тихо. Кому же верить? Похоже, призывы к патриотизму не на всех подействовали, иначе как объяснить нападение на участника Игр?
– Те гангстеры были не японцы, могу поклясться, – ответил Пырван.
– А откуда ты знаешь? Они же были в масках?
– Да, в масках, их глаз я не видел, но найти в Японии пятерых таких верзил гораздо труднее, чем пятерых коротышек в какой-нибудь северной стране. Разве что все они из национальной сборной по баскетболу.
Ладно, но тогда какие мотивы у них были для преступления? Что за глупость? Пятеро вооруженных мужиков в масках помяли роскошную машину из-за человека, который торгуется из-за какой-то ерундовой татуировки и оставляет
Словом, истинная причина происшествия так и осталась неизвестна. Сам же Пырван постарался забыть о случившемся. Однако девушка, нарисованная стариком в темно-коричневом кимоно и деревянных сандалиях, болгарская девушка с цветком в волосах осталась. Встретит ли он ее когда-нибудь?…
Всего шесть месяцев спустя в Мюнхене Пырван снова попал в загадочную переделку. На следующий день после турнира он провел несколько часов в зоопарке, потом искупался и до сумерек валялся на пляже. Никто его не беспокоил. Почему же снова в одиночестве? Известно, как мучительно одиночество на чужбине, как оно давит и гнетет. Но на этот раз у его желания уединиться не было видимой причины – все противники убедительно побеждены, президент Международной федерации лично похвалил Пырвана за его коронный прием, «волчий капкан». Так почему же он покинул товарищей? Давайте не будем гадать понапрасну: в конце концов, у каждого свой характер. Такие волки-одиночки есть в любом городе, в любой деревне, на любом предприятии. Рассчитывая только на себя, они действуют порой слишком скоропалительно, излишне рискуют (в чем вы сами убедитесь к концу нашего рассказа). Дела принимают особенно опасный оборот, когда привычка действовать в одиночку сочетается с болезненным желанием доказать всем превосходство собственного интеллекта. Впрочем, вернемся и Мюнхен. Пырван собрался уходить с пляжа одновременно с шумной компанией мальчишек и девчонок; смешавшись с толпой, он пересек мост и пошел по шоссе. В трамвай сесть не спешил. Ему было интересно среди этого множества белокурых голов, да и красота молоденьких немок давно вошла в поговорку. Так что почему хотя бы со стороны ими не полюбоваться? Поток автомобилей становился все плотнее, пробки у светофоров – все более внушительными. Рядом с ним остановился какой-то фольксфаген, шофер – ужасно симпатичный тип с по-славянски широкой улыбкой – жестом пригласил сесть в машину. Пырван обогнул автомобиль и сел на переднее сиденье рядом с симпатягой-шофером. Только теперь он заметил, что и на заднем сиденье кто-то есть. Их было двое, такие же белокурые и даже еще более веселые, чем шофер: они все подталкивали друг друга локтями и хихикали, как гимназистки. «Вот повезло, так повезло! Эти могут до самой гостиницы подвезти…»
– А вы кто? – спросил шофер.
– Болгарин.
– Болгарин!? Прекрасно! Мы болгар очень любим. Говорите, куда вам?
– В центр.
Пырван усомнился в их намерениях, только взглянув на часы. Они ехали уже почти полчаса, а ни одна вывеска из тех, что служили ему ориентирами на пути в гостиницу, не появлялась. Более того, дома теперь встречались все реже, между ними местами замелькали небольшие рощицы. И все же ему было неловко спрашивать, куда они едут, – эти парни выглядели такими весельчаками. "Мне просто кажется, – успокаивал он себя, – у страха глаза велики. Не будь той истории в Токио, я бы и на секунду ни в чем не усомнился". Однако он все же насторожился, стал лихорадочно искать выход из положения. "Если через пять минут не появится гостиница, значит…" Пять минут прошло. Теперь уже по обеим сторонам шоссе тянулся сплошной лес. "Центрум?" – вопросительно произнес Пырван, приветливо улыбаясь. "Яволь, центрум, – спокойно ответил шофер. – Нох айне минуте". Но лицо его стало неподвижно, как маска. Пырван похолодел. "А если они меня тюкнут чем-нибудь тяжелым по голове? И не спасешься ведь: здесь все гонят не меньше, чем на сотне километров в час. Но зачем я им? Что им от меня надо? Деньги? Еще что-то?.. Нет, мне и вправду только кажется – просто они решили растянуть приятную прогулку. Может, предложить им закурить?" И вдруг свет фар уперся в лесной сумрак, машина резко сбавила скорость, чтобы вписаться в поворот. Когда они свернули на лесную дорогу, двое на заднем сиденье принялись орать во весь голос. Пырван моментально открыл дверцу и, сгруппировавшись, вывалился наружу, прикрывая руками голову. Приземление было мягким, он несколько раз перекувыркнулся и встал на ноги. В голове слегка шумело. Ожидая выстрела в спину, наш герой побежал в направлении шоссе. Выстрела, однако, не последовало… Вы скажете – воображение разыгралось, испугался, мол, человек. Но фольксваген, между тем, не вернулся, а наоборот – на полном ходу понесся через лес, и след его простыл. А было бы естественно, коли и впрямь не было у них на уме ничего худого. Ну да ладно, мюнхенский случай не так уж характерен, а что вы скажете тогда о Стокгольме и Вене – городах, которые борец посетил в течение следующих полутора лет? В обеих столицах Пырван чудом сумел избежать покушения, причем в обоих случаях нападавшим, похоже, была нужна не только его жизнь, но и труп. Спасся он только благодаря своей исключительной силе и молниеносной реакции; ну, и был он теперь начеку. На следующий день после того, как его попытались похитить в Вене, какой-то незнакомец предложил ему стать невозвращенцем на очень выгодных условиях. Ясно, с какой целью – чтобы спокойненько покончить с парнем, не ведя счет дням и часам. Нот тогда-то Пырвану и сообщить бы обо всем, начиная со случая в Токио, руководителям делегации, но непонятно почему он снова решил промолчать. Может, просто стеснялся – не любил он быть в центре внимания. Но с тех пор в душе его поселился страх: идет по улице, а самому кажется, будто кто-то не сводит с него злого взгляда; в поезде не смел выйти из купе, в темном кинозале при малейшем прикосновении обливался холодным потом, аж дрожь пробирала. Так больше не могло продолжаться, что-то надо было делать. Вероятно, самое разумное – сообщить в милицию, пусть ищут выход, пусть обеспечат ему охрану, в противном случае он за границу – ни ногой…
К счастью, зимой ему не приходилось часто отлучаться из дому, нервы стали успокаиваться, однако главный вопрос не был решен. Чего они ко мне прицепились? Чего хотят? Я не американский президент и не борец за права чернокожих. Может, потому что в армии я охранял военные склады? Да я их только обходил с автоматом за спиной, понятия не имею, что там внутри было. И если им действительно нужны какие-то сведения, что, впрочем, исключено, то с какой стати им убивать меня, почему они в меня то стреляют, то пытаются пырнуть? Может, мстят за что-нибудь? За какое-то неведомое прегрешение отца, о котором я и не подозреваю. Но мой отец, дед и старший брат – простые крестьяне, работают себе в сельском кооперативе и, как говорится, мухи не обидят, все село их любит… Я им нужен или мое тело? Пусть только посмеют еще раз, уж я-то знаю, что делать: первого, кто под руку попадется, схвачу за шкирку – ну-ка погоди, дорогой, выкладывай все начистоту, тут тебе не джунгли, а я не животное, так что говори! Не отпущу, пока не соберется народ и не появится полиция. Раз такое дело, надо выпутываться, это не жизнь, уж лучше тогда совсем распрощаться с борьбой. Стану первым болгарским спортсменом, который валяется у начальства в ногах и просит, чтобы не посылали за границу. Вот уж удивлю, в обморок хлопнутся. "Буду, мол, бороться только на родной земле". Отличная тема для журналистов. "Меня питают соки родной земли, здесь я непобедим". И так далее.
И вот мы подошли к заключительной фазе невероятной истории, приключившейся с борцом Пырваном Вылковым.
Место действия – София. Время года – зима. Срок – продолжительный (в отличие от Токио, Мюнхена и Вены). Действующие лица: двое – он и она, не считая тех, кто остался за кулисами.
Она – обладательница звучного имени Десислава Стоянова – одна из самых популярных красавиц столицы. Двадцать семь лет, три развода, одинаково свободно владеет английским и французским, постоянная посетительница самых дорогих заведений ("Русский клуб" на улице Добруджа, отель "Балкан" – валютный бар, гостиница "Плиска", ресторан "Ропотамо"). Сопровождают ее обычно или случайно подвернувшиеся западные туристы, или местные восходящие звезды музыки, театра, внешней торговли и журналистики. Она так часто меняет кавалеров, что недоразумения возникают одно за другим, утверждая ее репутацию исключительной гетеры, способной и мертвого поднять из гроба. Ну не удивительно ли, не порождает ли массу вопросов тот факт, что женщина, которая привыкла получать своих поклонников чуть ли не по почте, вдруг начинает проявлять явный и постоянный интерес к человеку, по всем пунктам не соответствующему ее представлениям о мужчине интересном или полезном? Пырван парень не глупый – после первой же ее атаки, проведенной по всем правилам искусства, он отметил про себя: "Нет, не по Сеньке шапка" – и держался настороженно. Однако не смог устоять и поддался очарованию опытной соблазнительницы. В тот же вечер они очутились в пустующей квартире какого-то ее знакомого. Там ничего такого не произошло, если не считать объятий и поцелуев, которые с трудом вымолил нетерпеливый любовник. "Нет, нет, пойми меня правильно – это не просто каприз, это нечто более… серьезное. Боюсь, мы все испортим, если…" – так говорила она, а он, хотя и не верил, не хотел бросать начатое на полпути, да и не мог. Когда они наконец расстались, он брел по опустевшим улицам по уши влюбленный, а сердце его, казалось, вот-вот выскочит из груди. Его не оставляло предвкушение чего-то очень радостного.
Следующее свидание состоялось через три дня в том же кафе "Варшава". Пырван тем временем сумел кое-что разузнать о своей даме и совсем повесил нос: "Не придет. Поиграла со мной, как кошка с мышкой, теперь небось рассказывает дружкам, как ее тискал этот грубиян". Однако она пришла, да еще в необычно будничном туалете – в брюках и куртке; вероятно, чтобы не шокировать завсегдатаев. Пырван не показал своей радости, держался холодно:
– Почему вы выбрали именно "Варшаву"? И что вас занесло сюда в прошлый раз? Это место не для таких, как вы.
– Ради тебя, – ответила она без тени кокетства и потупилась.
– Но вы же меня совсем не знаете. Как же так?
– А почему ты так в этом уверен? Может, и знаю.
– Откуда? Уж не в спортивном ли зале мы встречались? – рассмеялся он. – С каких пор вы проявляете такой интерес к борьбе?
– С тех пор, как тебя увидела. Случайно. Одни знакомые меня захватили на соревнования и…
– Вот уж не знал, что я такой красавец.
– Не красавец, но мне нравишься! – И она глянула ему прямо в глаза, да так, что будто по сердцу полоснула… – Ладно, давай прекратим этот допрос, – сказала она. – Будешь продолжать в том же духе, я просто уйду и больше ты меня не увидишь. Выбирай, Медвежонок.
– Что вы будете пить?
– А ты?
– Я ничего – режим.
– Тогда и я ничего.
– Нет, так нельзя.
– Почему же нельзя? Тебе не достаточно того, что мы вместе?
Теперь он опустил глаза и долго не смел поднять. Ему казалось, что все присутствующие знают, что между ними происходит. Он и гордился, и стыдился одновременно. Но внутренний голос, тот, что обычно его предостерегал, звучал все слабее. С чего бы мне себя недооценивать? – подбадривал он себя. Прежде всего она женщина. Все эти слюнтяи ей просто надоели…
Час спустя, пригубив вторую рюмку коньяку, Десислава как-то по-особенному улыбнулась и сказала:
– Знаешь, я так рада, что ты не… – Она споткнулась на полуслове и, чтобы не продолжать, отпила еще глоток.
– Что я не что? – спросил он настоятельно.
– Ну, что ты не… бессловесный. Я думала…
– Бессловесный? А, ну да, спортсмен! Гожусь только на то, чтобы уложить кого-нибудь на лопатки, больше ни на что.
– Что ж, и это немало!
– Вы считаете?
– Уверена!
Когда они вышли из "Варшавы", Десислава (в кругу друзей ее звали Деси) захотела взглянуть на его обиталище. Пырван ужасно смутился. Хозяева, сосед, беспорядок, немытая с позавчерашнего дня посуда. Она убежит, как только переступит порог и увидит примитивную вешалку и висящие на ней вперемешку одежки и белье. А вырезки из журналов по стенам? Плитка и жирные пятна вокруг нее? Нет, это невозможно, абсолютно невозможно!