Волчья корона

Соболева Ульяна

Влад смял письмо, его лицо стало пепельного оттенка, на коже проступили и вздулись вены. Он вскочил с травы и согнулся пополам. Его тошнило. Земля под ногами вертелась, как при землетрясении. Из горла вырвался стон, похожий на хрип, а хотелось орать, выкорчевать все деревья на проклятом кладбище, сжечь его дотла. Он стоял возле коробки несколько часов. Не пошевелившись, как камень. С открытыми глазами и стиснутыми челюстями. Первым порывом было разорвать и забыть. На мелкие клочки. Не читать дальше, не смотреть. Заставить отключить все эмоции. Просто вычеркнуть это из памяти. Но он не смог. Видел десятки конвертов, и голова кружилась от сознания того, что она продолжала писать. Годами. Каждый год по письму. Ровно двадцать четыре письма. В один и тот же день календаря. Эта дата что-то для нее значила, и Влад посчитал, с его мозгами математика

и стратега это было просто. Нет, он не мог вычислить с такой точностью, но он знал, что это за день, а точнее ночь, и от этого становилось еще хуже. Лина не просто помнила о своей измене, она не жалела. Она хранила эти воспоминания, как драгоценность, спрятав от чужих глаз. Влада снова затошнило. Дерьмо… проклятое дерьмо. Все эти годы. Все дни и ночи, что они провели вместе, ее сердце всегда принадлежало ему лишь наполовину. Она их сравнивала. Дьявол… даже тогда, когда Ник женился… даже тогда, когда знала, что в его сердце уже нет для нее места, она все еще любила. Влад жил с женщиной, о которой не знал ничего. Не понимал, о чем она думает, не видел ее душу. Видел только то, что хотел видеть. И он не смог заставить ее забыть. Чертовых двадцать четыре года. А ведь Влад ее любил. Никогда и никого, ни одну женщину он не любил настолько сильно и самоотверженно, как Лину. Он готов был простить ей все. Смерть Витана, простить отчуждение и желание развестись, простить грубость. Он был тряпкой. Собачкой. Да, любимой и дорогой. Но всепрощающей. Бесхребетным придурком, который считал, что он самый важный и главный в ее жизни. Сколько раз в постели она отстранялась. Сколько раз он видел ее задумчивый взгляд. Да, она всегда была рядом. Но правильно ли это? Любила ли она его? Скорее всего жалела, уважала, но это не та любовь, о которой он думал. Это холодная любовь, ее она не грела, не сжигала.

Он привез их домой в Бран и, осушая бутылку брэнди за бутылкой, прочел все письма. От корки до корки. Все двадцать четыре письма, и с каждой прочитанной строчкой его сердце леденело, кусок за куском, покрывалось инеем. И самое страшное, он не мог ее за это ненавидеть, он опять не мог ее презирать. Влад презирал только себя. Неужели он ничего не замечал? Как она уехала к Нику и вернулась, плакала в его объятиях, а сама всего лишь несколько минут назад предлагала брату стать ее любовником? Идиот, он еще просил у нее прощения. Жалкий, ничтожный идиот. Ник проявил благородство, Ник не захотел ее и выставил за дверь. А не наоборот. Если бы захотел, что тогда?

Это не было ревностью. Это было полным опустошением. Все годы вывернуло наизнанку, и каждое слово, и поступок обрели иной смысл. Да, Лина хранила верность. Но кто знает, хранила ли она ее, потому что это было ее решение, или потому что Ник разлюбил ее и с ума сходил по Марианне? Если бы брат все же… Ответ напрашивался сам собой – она бы не удержалась. Лина никогда не принадлежала ему до конца и никогда не любила его настолько, чтобы забыть о Нике. Вот почему на ее лице застыло то выражение облегчения и легкости, в ее мертвых глазах читалось успокоение – она устала. Смертельно устала от своих чувств и от него… от Влада. Смерть стала избавлением. Она получила свободу. Гребаную свободу, а его погрузила в бездну. Ни словом, ни действием она не выдала себя за все эти годы. И это хуже, чем нож в спину, это больше, чем предательство – это осознание и переосмысливание своей жизни. Того куска, который, пожалуй, был самым лучшим за его вечность. И дело не в прощении, дело не в измене, которую он смог забыть. Дело в том, что это хуже измены. Это ее мечты, ее желания, ее фантазии. В них не было места для Влада, они принадлежали Нику. Всегда. Каким хладнокровием нужно было обладать, чтобы скрывать это столько лет. Влад не верил, что любить можно двоих. Так не бывает. И Лина тоже об этом знала. Тогда почему все же выбрала Влада – а потому что он другой. Тогда хорошо, что она умерла. Глаза короля сухо заблестели. Потому что, если бы Лина все еще была рядом, она бы страдала. Она бы продолжала писать эти письма и сожалеть о том, чего не было. Рано или поздно это привело бы к краху их отношений. Как долго еще можно было скрывать? Разве это честно по отношению к ним обоим?

***

– Я отдам свою дочь за Велеса-Константина. Можешь договариваться о сделке.

Нейтрал поставил портрет женщины обратно на плиту и поправил цветы.

– Пусть вернется…я тоже хочу ее видеть. Ты сделал правильный выбор, брат!

Глава 17

Нейл так и не

приехал ко мне. Сообщил, что уезжает надолго по срочному поручению императора, он будет настолько далеко, что не сможет поддерживать связь мысленно. Мы не будем слышать друг друга. В Низших землях глохнет любой сигнал изнутри и извне. А мне стало страшно. Резким всплеском паники. Впервые за всё время. Страшно до такой степени, что я судорожно хватала ртом воздух и не могла надышаться. Оказывается, это было так естественно иметь возможность общаться с Нейлом каждый день и вдруг потерять её. Пусть ненадолго, но потерять связь и ощутить такую пустоту, от которой хочется биться головой о стены. И страх. Безумный страх, что он снова ускользнет от меня, как в том прошлом, где жила без него.

У. Соболева и В. Орлова. Не люби меня

Он ушел из моей комнаты ближе к обеду, провел со мной ночь, провел со мной утро. В моей маленькой кровати, в моей келье, где нет такой роскоши, как в его спальне.

Как будто воскрешая меня к жизни, как будто давая мне возродиться из пепла снова. Одаривая своими дикими ласками…от которых я кричала так громко, что он сам закрывал мне рот ладонью и смеялся.

– Банахиры придут сюда проверить не завелся любовник у бывших?

– Завелся…– смеялась я и гладила его волосы, целовала глаза и скулы. Не могла насытится таким любимым, таким невероятным и всецело моим.

Наверное, это была самая счастливая ночь в моей жизни. Самая счастливая и самая печальная, потому что Вахид прощался. Он должен был уехать… и я знала зачем, только не смела спросить. Не смела упрашивать не уходить. Теперь я боялась спугнуть то хрупкое что, между нами, снова возникло. Мне оставалось только молиться, чтобы с ним ничего не случилось. Произносить свои человеческие молитвы, стоять на коленях и креститься, просить Бога уберечь моего мужчину, вернуть его целым ко мне и живым.

Слышала его удаляющиеся шаги, слышала, как он идет по коридору и сердце не выдержало. Бросилась следом, побежала, чтобы в последний раз обнять, чтобы втянуть его запах и прошептать его имя. Бежала, чтобы понять…все это мне не приснилось. Все это правда. Все это сегодня было между нами… и Вахид пусть не сказал мне прямым текстом, что любит, но он дал мне это понять. И эти его слова были важнее и дороже любых признаний.

Бросилась по ступенькам, по узкому коридору и…так и застыла, потому что Вахиду преградила дорогу Гульнара. Я отпрянула в темноту комнат и не смогла уйти. Мне нужно было знать, что она ему скажет… а еще больше я хотела знать, что скажет ей он. Стоит перед ним в умопомрачительном платье из коричневой шерсти, так выгодно подчеркивающем ее пышное тело, в шубе с роскошным капюшоном, ее волосы змеятся по плечам, и она вся сияет. И… пока еще не понимаю, почему ее лицо не искажено от боли и гнева. Ведь император провел эту ночь вне особняка, и она знает об этом.

– Мой повелитель….прости мою дерзость. Но я должна была увидеть тебя перед отъездом.

– Это не просто дерзость это высшая наглость…Нара. Знай свое место!

– Простите…позвольте сказать…

– Нет, это ты дай мне сказать. С сегодняшнего дня ты уезжаешь в горы. Больше нет нужды, чтобы ты здесь оставалась.

Сердце кольнуло радостью, руки сжались и даже пальцы погорячели от предвкушения. Да. Я не сама невинность, я не сама доброта. Я хотела, чтоб ей было так же больно, как и мне. Я хотела, чтобы она страдала. Чтобы плакала и… чтобы знала – Вахид ее не любит и никогда не любил. Он мой!

– Но как же так? Ведь… ведь все стало налаживаться, ведь ты впустил меня к себе. Чем я обидела тебя? Чем разозлила, мой любимый император?

– Я не обязан отчитываться перед тобой. Твое пребывание в этом особняке подошло к концу. Ты можешь забрать дочерей и до их совершеннолетия находится в Горном ручье. К твоему приезду там все будет готово.

– Ты изгоняешь меня? Вахид? За что?

– Не хочу слышать истерики. Мне сейчас не до них. Прощай, Нара. У тебя есть время до вечера собраться.

– Это она да…Ты снова был у нее! Я рано обрадовалась, что ты изгнал ее…рано. Зачем она здесь если ты все равно проводишь с ней ночи?

– Как ты смеешь? – голос Вахида раздался так величественно и зычно, что даже я вздрогнула.

– Мой повелитель… я не могу ехать так далеко от вас. Я жду от вас ребенка…и звезды обещают, что это будет мальчик. И ничто больше не имеет значения… если вы пожелаете то изгоните меня и пусть ваш наследник родится вдали от дома и от ваших глаз.

Если бы мне сейчас вонзили в сердце нож, мне было бы не так больно. Я бы не сползла по стенке на пол и не закрыла голову руками…