Волчья Лапа
Шрифт:
— У меня, кажется, есть идея получше, — сказал Волчья Лапа. Он вообще в течение всего дня был задумчивее обычного. — Ребята, — застенчиво начал он, — как бы там ни было, мы правильно сделали, что объявили войну сыновьям констебля. Но… когда я был у госпожи Кеза — она такая маленькая и худенькая, вы ее видели, и руки у нее от стирки совсем… ну, это вы тоже видели… Тогда я подумал: что было бы, если бы и мы отправились в сад господина Маази… и я высчитал — восемьдесят три с половиной, деленное на шесть — получается четырнадцать часов, а вшестером это не так уж много…
Красные муравьи молчали. Волчья Лапа тоже уставился в землю и замолчал.
— Ха! — засмеялся вдруг Рогатка. — Вот это да! Хорошенькое дело — пять мальчишек разом в саду господина Маази! Да он сразу спустит на нас собаку!
— Во всяком случае, — сказал Раймонд, — я работы не боюсь, только ведь господин Маази нас к саду и близко не подпустит.
— А если с нами будет госпожа Кеза? — возразил Волчья Лапа.
Тут, конечно, было о чем подумать.
— Если госпожа Кеза пойдет вместе с нами, тогда господин Маази нас пустит, честное слово, — рассудил наконец Луи. — Только у меня есть идея получше. По-моему, это очень мило со стороны господина Маази, что он согласился, чтобы госпожа Кеза отработала долг у него в саду. И госпожа Кеза с этим согласна, она сама сказала об этом Волчьей Лапе. Ведь так?
— Ну и что дальше?
— Конечно, мы пойдем работать вместе с госпожой Кеза, — продолжал Луи. — Но почему мы должны работать на нее? Пусть она работает сама за себя! В саду господина Маази мы можем недурно заработать себе на карманные расходы.
— Лучше помолчи, Луи! — с презрением сказал Волчья Лапа.
— Действительно!
— А что в этом плохого? — горячился Луи. — У тебя самого нет ни сента в кармане. До сих пор должен мне за мороженое.
— Тебе все должны, — заметил Раймонд вполголоса.
— И должны! — вспыхнул Луи. — Но вы не видите, где можно зашибить лишний сент!
— Флаг мы с собой не возьмем, — прекратил перебранку атаман. — Это мирный поход.
— Я буду работать в саду отдельно от вас.
— Тогда ты с нами в сад не пойдешь, — сказал Красномураш.
— Но ведь я вхожу в ватагу.
— Больше не будешь входить.
— Ты не имеешь права! Другие строили крепость не больше меня.
— У атамана свои права! — веско заявил Красномураш. — И если желтый галстук мешает тебе быть с нами, можешь хоть сейчас отправляться к «Молодым орлятам» и там и остаться.
Это было сказано ядовито, и Луи строптиво умолк.
Примерно в половине седьмого Красные муравьи остановились у ворот доходного дома госпожи Сикк. Полного единодушия они не достигли, но никто не подавал виду, что это так. Ждать им пришлось недолго. Вскоре из дому вышла госпожа Кеза. Увидев в воротах мальчиков, она немного удивилась, но кивнула Волчьей Лапе как старому знакомому и, как всегда, сказала всем несколько шутливых слов. Она действительно была худенькой и слабой, еще совсем молодой и красивой женщиной, но Рогатка уже обращал на такие детали внимание — она могла быть чуть румянее. Во всяком случае, улыбка госпожи Кеза и ее девичья хрупкость и живость подействовали смягчающе на беспокойное настроение Красных муравьев. Они последовали за госпожой Кеза, что, как было заметно, снова изумило ее.
— Госпожа Кеза! — Атаман Красномураш вспотел от напряжения, но объяснение происходящего входило в его обязанности. — Наша ватага пойдет с вами работать в саду господина Маази.
— Вот здорово! — улыбнулась госпожа Кеза.
— Восемьдесят три с половиной разделить на шесть — получится около четырнадцати часов, — воспользовавшись убедительной аргументацией Волчьей Лапы, обосновал намерения ватаги Красномураш. — Это три с половиной вечера — не так уж много.
Только теперь до госпожи Кеза стал доходить смысл сказанного. Она на мгновение остановилась, посмотрела на Красных муравьев, и глаза ее подозрительно заблестели. Пока она вытирала глаза, все шли молча, не глядя друг на друга. Но когда госпожа Кеза снова улыбнулась мальчишкам и стала искать слова, Красномураш сказал очень серьезно:
— Госпожа Кеза, не стоит нас переубеждать, потому что мы так уж решили.
От этого содержательного заявления всем стало легче, и они всю дорогу говорили о вещах посторонних.
Господин Маази стоял в воротах своего двора и, увидав госпожу Кеза, сразу же попятился. На голове у него почему-то красовался котелок и, приветствуя госпожу Кеза, он приподнял его весьма почтительно. Он даже умел улыбаться, этот господин, и улыбка очень шла к его представительному носу и бородке.
— Вы очень точная и обязательная женщина! — сказал господин Маази.
Но тут он заметил Красных муравьев, которые стояли группой у ворот, и улыбка исчезла с его лица.
— Что понадобилось этой банде мальчишек во дворе господина Маази? — спросил он и трагически возвел руки. — Разве господин Маази недостаточно ясно сказал — ни один воришка-мальчишка не ступит на двор господина Маази? И разве нет на воротах таблички, что здесь бегает по двору злая собака и всех кусает. Понту! Понту-Понту!
Такая табличка действительно висела на воротах, и когда-то был здесь пес Понту. Но после того как Понту приказал долго жить, а это случилось уже несколько лет назад, господин Маази новой собаки не завел. Как говорили, от жадности.
— Чего они еще ждут и не уходят? — Господин Маази в волнении ударял рукой об руку. Рогатка успел уже собраться с духом — он был смелее других — и вышел вперед.
— Господин Маази, — сказал он так кротко, как умел, — мы пятеро находимся в услужении у госпожи Кеза.
— Что ты сказал? — не поверил своим ушам господин Маази. — Эти мальчишки здесь — в услужении у госпожи Кеза?
— Ну да! — усмехнулся Рогатка. — Мы все. Впятером.
Госпожа Кеза подтвердила это кивком головы.
— Но госпожа Кеза говорит, господи помилуй, что у нее нет денег!
— Но мы в свою очередь… мы в долгу у госпожи Кеза, — объявил Рогатка, не теряя спокойствия. А четыре Красных муравья усердно кивали и бормотали, что так оно и есть.
— Господи милосердный — я ничего не понимаю! — жаловался господин Маази. — Но почему тогда вы явились ко мне во двор?
— А потому, — терпеливо объяснял Рогатка, — что госпожа Кеза не хочет, чтобы мы были у нее в долгу, и мы сами этого тоже не хотим, и госпожа Кеза не хочет долго быть в долгу у господина Маази, и господин Маази тоже не хочет, чтобы ему долго были должны, потому что господин Маази сам никому не должен. Потому-то…