Волчья Лапа
Шрифт:
Гордым жестом Мейнхард подал своим знак, и троица лихо замаршировала прочь. Их самоуверенность была столь велика, что они даже не потрудились обернуться, чтобы глянуть на превосходящие силы противника.
Красные муравьи стояли, опустив головы. Они бы с большим удовольствием согласились проиграть битву, чем вот так, с глупым видом, стоять здесь.
Но делать было нечего.
— Я сказал, когда выбирали атамана, что по жребию этого не делают! — съязвил, наконец, Луи.
— На сей счет ты держи свою глотку закрытой! — раздраженно обрезал его Раймонд.
— Пошли! —
Так они и поступили.
— Нельзя оставлять крепость без охраны, — сказал Рогатка.
— Я все время думаю, что делать, — хмуро произнес атаман.
— Один из нас должен вернуться в крепость, — предложил Волчья Лапа.
— Кто?
— Я.
Молча шагали дальше.
— Одного мало, — решил атаман. — Надо послать двоих. — И продолжал рассуждать вслух. — Рогатка — подрядчик Раймонд знаком с работой. Остаются Красномураш и Луи. Кто же из них?
— Луи на пиле не работник — тянет вкривь, — заметил Рогатка.
— Привет! — обиделся Луи.
— Привет-привет, только и силенок у тебя маловато, братец, — продолжал свое Рогатка. — Если останутся три человека, то каждый должен работать за взрослого мужчину!
— В крепости вдвоем тоже не легче! — заметил Раймонд.
— Известное дело! — согласился Луи. — Я иду работать.
— Предприниматель — я! — отрубил Раймонд. — Я выбираю людей. И возьму Красномураша.
— Здорово! — горячился Луи. — Очень честная игра! Другие будут зашибать деньгу, а один сторожить крепость. Где он возьмет сент — господ не касается. Будто это его вина, что надо охранять.
— Охранять и получать свою долю! — пообещал Рогатка.
— Другой разговор! — одобрил Луи. — Тогда я согласен.
Волчья Лапа все время молчал. Теперь он вскинул голову.
— Я не возьму тебя с собой, Луи! — уперся он зло. — Не возьму! Я буду охранять знамя один!
— Не пори чепухи! — улыбнулся Луи. — Я все равно еще ни разу не охранял флаг.
— Я что ли в этом виноват?! Отличись в сражении и охраняй, честь тебе и слава. Но ведь ты наемный солдат, только и знаешь, что торговаться… Нет — сегодня на посту я, и тебя с собой не возьму!
— Ах я для тебя наемный солдат и никуда не гожусь!? — вконец обиделся Луи. — А сам ты кто? Думаешь, наверное, что какая-нибудь Орлеанская Дева?! — Луи зло рассмеялся. Ну, знаешь! У меня, по крайней мере, настоящее французское имя!
— Не фыркай, Волчья Лапа! — распорядился атаман. — И живо — в крепость!
— Я его не возьму!
— Я — атаман?
— Ты. Но Луи я не возьму. Раймонд тоже охранял один и даже выдержал целую битву!
— Чепуха! — сказал Раймонд. — Не такая уж это была и битва. Те больше возились со своей машиной. А теперь уж они шутить не станут.
— Нужно два человека, — не мог успокоиться атаман. — Если дело обернется худо, один сможет прибежать и сообщить нам.
— Сообщить?! Разве я когда-нибудь сражался хуже Раймонда? Скажи, атаман? — От волнения и обиды Волчья Лапа едва не плакал. — Ты только скажи!
— Ты, Волчья Лапа, капризный, как девчонка, и, честно говоря, следовало
— Чего же, давай! — упорствовал он. — Ты атаман и можешь дать мне по шее. Но знамя буду охранять я один, и наемного солдата мне при этом не требуется!
— Ха-ха! — с презрением произнес до глубины души обиженный Луи. — Будто я только и стремлюсь в компанию такого плаксы! И не жди, что пойду с тобой!
— Тут приказываю я! — прикрикнул Красномураш. — Марш в крепость, Луи и Волчья Лапа! И это мое последнее слово.
Оба назначенных часовыми при знамени упрямо молчали и, насупившись, глядели на атамана. Затем Волчья Лапа повернулся по-военному кругом и пошел прочь. Он шел быстро, высоко подняв голову. Ворча что-то себе под нос, Луи поплелся следом за ним.
8
— Чепуха! — отверг Рихард с ходу родившийся план Мейнхарда. — Захватить крепость, если там на валу нет знамени, а в крепости никого, — какой в этом смысл? Если бы еще можно было утащить укрепления или перенести их в другое место. И если делать, как ты хочешь, то мы могли бы каждую ночь захватывать крепость — ночью ее все равно никто не охраняет.
Мейнхард полулежал на штабеле досок у сарая Мюльсов и покачивал ногой, закинутой на согнутое колено. Он ничего не сказал. Да и что он мог сказать.
Рихард Мюльс был среди мальчишек известен как мастер сооружения моделей, военный историк и стратег военных действий между ватагами. Правда, он был не слишком хорошим бойцом, в прямом смысле слова. «Я терпеть не могу эти взаимные потасовки!» — сказал он как-то. И он действительно этого терпеть не мог. Но зато с удовольствием долго и обстоятельно обсуждал стратегию прошлых мальчишеских войн — определяя беготню мальчишек взад-вперед во время шишечных и камнеметательных сражений как атаки клином, локальные и фронтальные или как фланговые, обходные или окружающие маневры. В каждой проведенной войне он различал ничейную землю, фронт, прифронтовую полосу и глубокий тыл, одобрял или порицал тактику той или иной стороны, действия регулярных войск или резервов, выискивал примененную или неиспользованную военную хитрость. Ему ничего не стоило доказать, почему именно победитель должен был победить, доказательства его были убедительны, и никто не решался спорить с ним.
— Тоже мне проблема! — презрительно заметил Мати. — Именно ночью и надо будет напасть. Сравнять эту кучку с землей и все.
— У тебя совета не спрашивают! — тут же поставил на место младшего брата старший. Однако это еще не означало, что он был убежден в неуместности поданного совета.
— Осада и захват сильной крепости всегда требуют правильной стратегии, — скромно заметил Рихард, целясь одним глазом вдоль оструганного края доски. Он уже не первый день мастерил модель бронепоезда, состоящего из шести вагонов. — При захвате сильно укрепленной крепости по всем правилам стратегии проявляется вся красота военного искусства.