Волчья ягода
Шрифт:
– Да пошёл ты!
Рома отступил на шаг и напряг кулаки. Багдасарова это здорово повеселило.
– Вернёшь, Ром, можешь даже не сомневаться, – заверил он и как ни в чём не бывало вернулся за свой столик.
Стоит ли говорить, что желание чаёвничать у Ромы отпало?.. Зато появилось желание напиться. И даже не в знак слабости или какого-то упадка, нет… Это должно было стать бурным прощанием с бесшабашной молодостью, с глупостью, с наивностью. Очень быстро он нашёл и подходящий бар, и даже весёлую компанию. Не находил Рома лишь понимания. А впрочем… ни в каком понимании он и не нуждался. Отменная порция здоровой злости прекрасно утолила жажду. А впереди его ждал путь. Непростой,
Он налегал на «текилу», слизывал соль с призывно выставленной женской груди, громко смеялся былым неудачам. Рому несло, вело, бросало из крайности в крайность. Момент своей официальной самостоятельности он встретил с громким ликующим криком. Встретил и тут же покинул переполненный бар.
Рома вычеркнул из памяти всех лишних людей, былые иллюзии и на время отступился от обид. Тратить время на обиды и какую-то там месть ему было неинтересно. Сейчас хотелось открытий, свершений, поступков. Рома как раз мысленно строил будущий гениальный проект, когда бесцеремонный оклик нарушил его уединение. Залётный беспризорник спросил сигарету. Сейчас было бы как раз в тему объяснить мальцу, что курить вредно, но разговаривать не хотелось. Да и едва ли тот пожелает слушать. Маленький оборванец ведь не за советом обратился… В тот самый момент, когда Рома протянул ему пару сигарет про запас, ловкие пальчики щёлкнули браслетом золотых часов.
Наглый мальчишка, что так бесцеремонно спёр его часы – последний подарок матери, бессовестно вмешался в план великих побед и своим глупым поступком расчеркнул весь позитивный настрой. Внутри всколыхнулась злость, а расплескалась лишь пустая досада. Рома даже не собирался учить кого-то жизни, грозиться или того пуще выступать в роли карателя. Он хотел просто вернуть свою вещь.
Несложная схема позволила вычислить мелкого пакостника уже через несколько часов, ведь территория города была поделена на условные зоны влияния. Люди из охраны отца тряханули «беспризорную» крышу, дельца, ткнули в нос описанием воришки и получили на руки нужный адрес. Вот только часов при мальчишке не оказалось.
Рому дёрнули уже утром. Тяжёлое похмелье отзывалось во всём теле и буквально оккупировало голову. Больно было говорить, моргать, думать. Больно было даже принимать решения. И вот уже тогда взвилась банальная злость. На ситуацию в целом и на мальчишку в частности. И Рому понесло. Он не собирался ни угрожать, ни нагнетать, и, упаси боже, не искал справедливости. Сейчас волновал только результат и в ход пошли неприемлемые способы его достижения.
Внутри ничего не дрогнуло, когда начальник охраны с подозрительным удовольствием пнул мальчишку раз, другой. Голова трещала так, что Рома не слышал ни звуков глухих ударов, ни детских всхлипов. Зато он отчётливо расслышал неуместно требовательный приказ остановиться. И только сейчас заметил, что мальчишка был не один. Его сопровождала такая же бродяжка. Мелкая, тощая, вся какая-то несуразная, вот только взгляд буквально искрился вызовом. В душе мелькнул скользкий интерес, но головная боль с лёгкостью затушила его, оставляя лишь глухую раздражительность.
На прямой вопрос бродяжка замялась. Вызов в её глазах потух, зато в полной мере проявилась растерянность. Такая, будто девчонка боролась с желанием высказаться. Это, казалось, взвило ещё больше, и Рома приказал ударить мальца снова. Просто назло этой заносчивой дряни! И девчонка, не раздумывая, бросилась на его защиту. Подобный поступок вызывал смешанные чувства. С одной стороны – бесспорное восхищение, с другой… «Храбрость – это глупость» – именно
Рома в очередной раз принялся рассматривать маленькую воительницу. Он даже попытался отбросить предвзятость. Своими выпадами девчонка боялась навредить, сделать ещё хуже, но чёртов темперамент не позволял смолчать. Она то злилась, сжимая костлявые кулаки, то растерянно хватала воздух ртом, глядя на Рому совершенно беспомощно и по-детски наивно. Забавная. Да, на более притязательный взгляд она показалась именно забавной. Настолько, что мысль о потерянных часах внезапно отошла на второй план.
Рома приказал запереть мальчишку, спровадил охрану и остался с ней наедине. Он делал упор на откровенный разговор, девчонка же продолжала упрямиться. Начальник охраны со своими нелепыми угрозами подоспел вовремя. В голове у Ромы зрел какой-нибудь отвратительный план как раз в тот момент, когда Володя захотел «поразвлечься». Только тогда Рома и опомнился, что перед ним стоит, по сути, ещё ребёнок, обычная девчонка! От пошлых интонаций охранника его покоробило. Вдруг пришло осознание, что с подобным типом ему не по пути, а, значит, охрану следует рассчитать или отправить на довольствие отцу, ведь тот Володю нахваливал.
Теперь сама ситуация показалась несуразной. И о чём говорить с девчонкой Рома даже не представлял. А как опомнился, едва сдержался от улыбки: бродяжка его рассматривала. С увлечением и явным интересом. Пойманная на подглядывании она испугалась, растерялась, покраснела, но продолжала упрямо тянуть подбородок вверх. Так, будто готовилась к расстрелу, и никак не меньше. И вдруг между ними вклинился запах. Он был едва различимым, практически призрачным, но настолько знакомым, что Рома не смог удержаться и не втянуть его снова. Лёгкий и неуловимый, как бабочка, этот аромат затрепетал хрупкими крылышками, сбивая с общего настроя. И он исходил от девчонки. Да, изысканный аромат путался среди грубого и тяжёлого запаха подвала, улицы, осенней сырости, но продолжал цепляться за обонятельные рецепторы, призывая совершать необдуманные поступки.
На очередной вопрос девчонка снова ответила категоричным отказом, чем буквально спровоцировала, и совсем скоро в руках у Ромы оказался флакон с туалетной водой известного бренда. Явно забывая о своём вынужденном положении, бродяжка бросилась на него, и резкая пощёчина рассекла воздух. Рома тут же пожалел о своей порывистости, но не просить же у неё прощения, в самом деле! А самое отвратное было в том, что она опять врала. Неумело и совершенно несвоевременно! Ну не всё ли ему равно, откуда у неё эти духи?.. Но нет же, из принципа соврала! И тем самым буквально ввернула на место какой-то электрод, и вот Рома вспомнил о своих претензиях.
Он поставил условие: пацан в обмен на часы. И никаких тебе компромиссов. Бродяжка так ничего и не ответила. А Рома отчего-то был уверен, что она вернётся. Такие всегда доводят начатое до конца. Какие «такие», он не потрудился себе объяснять. Просто эта мысль прочно засела в голове.
Оставшись один, Рома вдруг вспомнил о флаконе в своей руке. «Альбиция». Он помнил этот запах из детства. Того самого детства, когда дорогие заграничные курорты были их семье не по карману и, прогуливаясь по аллеям черноморского побережья, они с мамой погружались в волшебный, тончайший, изысканный аромат. А потом у мамы появились эти духи. С тех пор в родительской спальне всегда пахло летом, счастьем, удовольствием. После маминой смерти отец сгрузил все её вещи в один фургон и отправил на свалку. Роме казалось, что отец страдает, сейчас же всё чаще закрадывалась мысль, что тот просто перевернул очередную страницу.