Волд Аскер и симфония дальнего космоса
Шрифт:
Через день мне позвонили прямо во время очередного урока и сообщили, что наш летун проснулся. Я отправился в жилой бокс. Суэви сидел на койке, потягивался и разглядывал свои части тела.
– Привет, как себя чувствуешь? – спросил я Суэви, показывая на камеру (чтобы дать понять, что нас слушают).
– Прекрасно, – ответил Суэви и опять принялся рассматривать свои лапы, – с нами такое бывает, когда наступает очередное Большое Изменение, мы спим по несколько суток, а затем просыпаемся совсем другими.
– У тебя лапы стали коричневатыми, – сказал я, чтобы хоть
– Да, – мечтательно отозвался Суэви, – я теперь коричневый. Три сотни лет я был серым. Три сотни лет! За это время три поколения стали сначала серебряными, а затем золотыми, а я всё оставался серым. Теперь я коричневый…
– А при чём тут цвет? – недоуменно спросил я.
– Когда человек растет и становится мудрее, он становится сначала коричневым, потом бронзовым, потом серебряным, а потом золотым. Каждое изменение приводит к росту размеров, ума, ловкости и мудрости. Серебряные и золотые летают высоко и быстро, они могут за короткий срок набрать много пищи, а остальное время посвятить раздумьям о мудрости. Серые летают у земли и вынуждены почти всё время тратить на добывание еды. Я очень долго не изменялся. Суйуту Золотое Крыло младше меня на двести лет. Все думали, что я безнадежный неудачник и бестолочь. А теперь я коричневый!
Суэви более трехсот лет! Обалдеть. Я попытался представить себя в возрасте трехсот лет и не смог.
– Поздравляю, – буркнул я.
– Знаешь, что послужило толчком для моего изменения? – спросил Суэви.
– ?
– Земная техника.
– Это как?
– В земной технике очень много таких мест, где для лучшей крепости нужна мягкость и податливость, а не твёрдость и неизменность. Мягкая броня крепче твердой – твердая легко трескается. Без амортизаторов на двигателях корабль разрушился бы от вибраций. И даже корпус корабля, как я узнал, делается так, чтобы он был мягким, чтобы при нагружении он растягивался и сжимался как единое целое, иначе треснет.
– Ну и что в этом такого? – удивился я, – Ну да, так он и рассчитывается, чтобы отдельные жесткие элементы не взяли на себя всю нагрузку и не треснули. Нас учили, что подобным образом корабли ремонтируют после пробоин. Ремонтная накладка должна быть не толще основного материала. А что тебя в этом удивило?
– Понимаешь, это совсем иной способ мышления… Обычно думаешь так, как будто больше силы – больше возможностей, а здесь другой образ мышления. Быть мягким – и добиться своего быстрее, чем если бы ты был бы совсем крепким и совсем твердым.
Я не понимал. Но для Суэви это было, по-видимому, очень важно.
– Самое опасное для нас время – это когда мы прикованы к земле во время Большого Изменения. Когда происходит переход от серого к коричневому, сон длится несколько дней. Когда происходят следующие изменения, сон длится несколько недель, за это время отпадают старые крылья и вырастают новые. В это время мы очень уязвимы, нас могут съесть любые наземные крысы. Мне повезло, у меня Большое Изменение произошло на вашей базе.
– Да, есть мы тебя не будем, – посмеялся я, а сам в это время представлял, как я прибью старые
– Во время изменения они превращаются в жесткий кокон, и потом приходится его разламывать. Он распадается на мелкие кусочки.
Ах, Елена, прости меня, милочка! Хотел я послать тебе сувенир, да и тут не судьба.
– А когда у тебя ожидается следующее изменение?
– Волд, ну я же говорил. Это зависит от накопленной мудрости, от состояния сознания. Может быть, через месяц. А может быть, никогда. Я потому так и страдал, что не мог так долго из серого превратиться в коричневого. У нас это признак глупости.
– Тогда ещё раз поздравляю. На занятия пойдешь?
Суэви немного подумал и решил пойти. Он подзакусил мухами, влез в скафандр, и мы двинулись. Для ускорения передвижения я взял его на плечо, что уже стало обычным.
Когда мы вошли в ангар, учебная группа трудилась над прочисткой аварийного клапана АСК (аварийно – спасательного комбинезона). Есть у него такое поганое свойство, засоряться волосами и нитками с одежды. На этот раз преподаватели залепили их намеренно, и народ упорно осваивал операцию "отвинтить – прочистить – завинтить". У многих не получалось, другой размер рук и пальцев.
– Слушайте историю, – радостно заголосил Пшиша, увидев нас, – заходит Суэви к реаниматорам и говорит: "Доктор, я заболел, у меня к хвосту что-то прилипло".
Класс заржал. Что-то прилипшее – это, надо понимать, я. Я усмехнулся и посмотрел на Суэви. В былые времена он в подобных случаях разражался речью минут на пятнадцать, поминая множество мудрецов с золотыми крыльями.
– Ты это зачем сказал? – вкрадчиво спросил Суэви.
Пшиша подавился следующей шуткой.
– Чтобы смешно было, – ответил он.
– Смешно, – оценил Суэви. И больше ничего не сказал.
Но Пшиша не может долго сидеть спокойно. Не успел я дойти до места, как он во всеуслышание спросил: "Хотите услышать историю про Волда и Грумгора?" Народ, естественно, хотел.
– Так вот, сидят Волд и Грумгор. А Волд и говорит: "Слушай, Грумгор, я вот всё думаю о том, что хорошо, а что плохо".
Класс весело заржал снова. Мое помешательство на этой теме общеизвестно.
– А что я говорю? – заинтересованно спросил Грумгор, чем вызвал ещё большее веселье.
– А ты говоришь: "Вот, например, у каждого живого есть голова с мозгами, и бить по ней нехорошо". А Волд тебе и отвечает: "Да, нехорошо".
– А я что? – опять полюбопытствовал Грумгор.
– А ты и говоришь: "А почему же нас тогда учат стрелять и бить прямо в голову? Неувязочка получается".
Самое интересное в этом то, что такой разговор у нас с Грумгором действительно на днях имел место, но, зная Пшишу, смею предположить, что конец беседы будет совсем не таким, как в реальности. В реальности мы просто повздыхали и разошлись. Интересно, откуда Пшиша про него узнал? Вроде бы рядом никого не было.