Волк в овечьем стаде
Шрифт:
— И чем все закончилось?
— Я поинтересовался, прошел ли мальчик тест на детекторе лжи, но они отмалчивались…
— Протестую, — сказал Бекки. — Это домыслы!
Ее протест был принят, что вовсе не остановило свидетеля.
— Я не мог этого так оставить. Я потребовал извинений, пригрозил, что обращусь в суд. Они стали избегать меня. До суда бы не дошло, не в моих интересах было раздувать скандал, но они струхнули, это факт. Им пришлось признаться, что мальчишка врал. Они сказали:
— Протестую.
— Протест принят.
— Перед вами извинились, мистер Риз?
— Да.
— Родители Томми?
— Да, сэр, я велел им привести Томми, но он так и не появился. Через несколько месяцев мне подвернулся вариант, и я согласился на переезд, мне было тяжко оставаться в этом районе. Но по справедливости должны были убраться они.
Элиот, должно быть, понимал, что его свидетель не вызывает симпатий, хотя его показания на руку защите. Он не стал больше задавать ему вопросов. Бекки начала без предисловий.
— Мистер Риз, — сказала она, — вы ведь не слышали, чтобы Томми сам обвинял вас?
— Нет. Он боялся встречаться со мной.
— Так значит, все, о чем вы рассказали, вы услышали от кого-то другого.
Она бросила взгляд на судью. Тот оставался невозмутимым.
— Он лично мне ничего не говорил.
Бекки кивнула. Она колебалась. Мне передавалась ее нервозность. Незапланированный допрос свидетелей защиты всегда непредсказуем. Приходится отступать от правила: не задавай вопроса, на который не знаешь ответа.
— Как долго вы были соседом Олгренов, мистер Риз?
Он запыхтел, вспоминая.
— Не помню точно. Лет пять-шесть.
— Какие у вас были отношения с Томми перед тем, как вы узнали, что он вас обвинил?
— Какие отношения? Он же ребенок. У меня не было с ним ничего общего. Может, он играл с моими детьми, не знаю, я почти не замечал его.
— Между вами не было разногласий?
Бекки стреляла наугад, но создавалось впечатление, что она бьет в яблочко.
— Он же ребенок, — повторил Риз. — Что я должен был делать, драться с ним?
— А вы дрались с ним?
— Нет!
— Я не имею в виду кулачный бой, мистер Риз. Вам не случалось гнать Томми со своего двора, ругать его за провинность.
Риз выглядел озадаченным.
— Не знаю. Может быть.
Бекки призадумалась, прикидывая, стоит ли наносить решающий удар, но, верно рассудив, что предъявить ей нечего, она отступилась.
— Я закончила со свидетелем.
Элиот смягчил удар, нанесенный Бекки.
— Мистер Риз, вы согласились давать показания из-за нелюбви к Томми Олгрену?
Риз побагровел.
— Вы думаете, я разозлился на ребенка? Или мне так приятно стоять перед вами? Я не собирался приходить. Но этот врунишка
— Спасибо, мистер Риз.
Добропорядочный гражданин, он кивнул в сторону присяжных, выходя из зала. Я отбросил мысль вызвать его повторно во второй половине дня, вряд ли нам удастся так быстро раскопать что-нибудь двусмысленное в его биографии. Уж Элиот, должно быть, ничего не упустил.
Я собрался пойти поговорить с Олгренами, оставив следующего свидетеля на попечение Бекки, но изменил свое решение. Меня поразил выбор Элиота.
— Защита вызывает Остина Пейли.
Поразительно! Подзащитный идет номером третьим. Я призадумался и понял ход мысли адвоката. Элиоту уже удалось зародить у присяжных сомнение в правдивости Томми. Остин мог полностью разбить его позицию.
Остин торжественно давал клятву. Можно было подумать, что его посвящали в высокий сан. Он вознес над собой правую руку и не отрывал глаз от сержанта. Он уверенно сел на свое место, казалось, не испытывая никакого волнения и страха.
Он, конечно, выделялся среди публики своей элегантностью: строгий серый костюм, рубашка цвета охры и галстук в мелкую сине-серую полоску. Бытовало мнение, что обвиняемому лучше выглядеть скромным в зале суда, но сегодняшнее заседание было исключением из правил. Остина не обвиняли в воровстве. Однако подсознательно со вкусом одетый человек вызывает подозрение. Я пытался объективно отнестись к Остину. Он уже не был моим другом. Но и при всем воображении я не мог представить его монстром. Передо мной стоял обвиняемый, которого я обязан был уничтожить.
— Остин Роберт Пейли, — четко произнес он.
— Чем вы занимаетесь, мистер Пейли?
— Я адвокат.
— Вы из Сан-Антонио?
— Я прожил здесь всю жизнь, — ответил Остин. Он говорил громко, внятно, не допуская обычной своей иронии. —
— Вы знаете, в чем вас обвиняют? — спросил Элиот.
— Да, — сказал Остин, казалось, сама мысль об этом вызывает в нем отвращение.
— Вы совершили сексуальное насилие над Томми Олгреном?
— Нет, — уверенно ответил Остин.
Ситуация прояснилась. Остин удержался от соблазна заявить, что даже не помышлял о том, чтобы прикоснуться к ребенку с дурными намерениями. В противном случае я воспользовался бы правом высказывать свое мнение о других подобных обвинениях против него. Однако Остин был юристом, он не стал подставляться и просто отмел обвинения. Это и понятно. Любая неточность грозила ему провалом.
— Вы знакомы с Томми? — спросил Элиот.
— Да.
Мне показалось, что не только я насторожился. Все ожидали, что он станет отрицать сам факт знакомства.