Волк в овечьем стаде
Шрифт:
— Не слишком хорошо, — осторожно начал Остин. — Мы мало общались. Я никогда не насиловал его.
— Довольно основательное знакомство в данных обстоятельствах. Ты задерживался в пустующем доме, не так ли? Сколько дней подряд ты там появлялся?
Остин пожал плечами.
— Может, раз семь. Или восемь.
— Сколько времени ты проводил в доме?
— Я думаю, не больше часа, двух. Я очень внимательно отношусь к своим капиталовложениям. Их у меня немного. Я стараюсь избегать ошибок.
— Ты
— Меня запомнили трое, — холодно возразил Остин, — и то, я уверен, их умело настроили. Их могли предупредить, насколько это важно.
— Они тебе тоже запали в память. По крайней мере, Томми.
Остин задумался, то ли обдумывая ответ, то ли прикидывая, как можно вывернуться.
— У меня хорошая память на лица, — наконец сказал он. — Это профессиональное.
Я сделал паузу, чтобы присяжные могли оценить ответ и задуматься: можно ли запомнить ребенка, которого видел пару раз два года назад?
— Надо полагать, детей потянуло к пустующему дому, когда там появился ты?
— Детей привлекают пустые дома сами по себе, а не новые соседи, — отмахнулся Остин.
— Справедливо, но они сторонятся незнакомых людей.
— Я не… — Остин запнулся. Вероятно, он хотел сказать, «я не замечал этого», но добавил: — Не всегда.
— Но дети приходили к этому дому и помнят, как ты играл с ними. — Я зашел с другого конца.
— Мне кажется, этого никто не утверждал, — возразил Остин. Было заметно, как он пытается сохранять спокойствие. — Я осматривал дом. Выходил во двор, но не предавался детским забавам.
— С какой стати детям играть у чужого дома?
— Дети тянутся ко мне, — слегка смутился Остин. — Так было всегда. Я преподаю в воскресной школе в приходе Святого Михаила…
— Протестую, ваша честь, — резко сказал я. — Эта деталь не имеет отношения к процессу, а является положительной характеристикой самого обвиняемого. Я вижу в этом давление на присяжных.
— Вы просили объяснений, прокурор, — сухо ответил судья. — Протест отклонен.
— Я просто хотел сказать, что мои уроки пользуются популярностью, — развел руками Остин.
— Тебе нравится преподавать, я уверен. Может, ты вождь бойскаутов?
Я сумел вывести Остина из равновесия. Он прикрыл глаза, чтобы скрыть злобный взгляд, брошенный в мою сторону. Справившись с собой, он виновато посмотрел на присяжных.
— Нет, — тихо сказал он.
— Ты опровергаешь показания Томми Олгрена?
— Конечно, — твердо ответил Остин.
— В чем заключается ложь мальчика? Он заходил в дом?
— Нет. Я уже говорил, что никогда не заводил никого из детей в дом.
— А мебель, которую
— Нет. Дом был пуст.
— Неужели ты запомнил обстановку всех домов, которые ты посетил в роли агента по продаже недвижимости?
Он колебался, но только секунду.
— Этот дом я предполагал купить, поэтому осматривал более тщательно.
— Можно сказать, что этот дом запал в душу?
— Я бы не употребил таких слов.
— Томми описывает довольно достоверно, не так ли. Остин?
— У Томми очень живое воображение, — бросил Остин.
Я хотел заставить Остина говорить о мальчике. Мне казалось, что в такие моменты голос Остина мягчает.
— Он помнит, как ты переодевался, — предпринял я новый штурм. — Это правда?
Остин в изумлении посмотрел на меня.
— У меня не было в этом доме одежды.
— Так значит, если кое-кто видел тебя подъезжающим к дому в костюме, а покидающим в джинсах и футболке, он ошибается?
Я блефовал, но Остину это было неведомо.
Он нахмурился, пытаясь вспомнить.
— Если только я направлялся на теннисный корт.
— Значит, Томми прав.
— Переодевания он видеть не мог. Я уже говорил…
— Но факт остается фактом. А поездки на машине? Ты куда-нибудь брал его с собой?
— Нет.
— На какой машине ты ездил, Остин?
Его глаза сверкнули. Он учуял подвох.
— Мне кажется, «континенталь». — Он обернулся к присяжным. — В то время было модно экономить, — пояснил он. В ответ никакой реакции.
— Какого цвета была машина?
— Белого. Может, дети помнят. Простенькая машина. — Он облизнул губы.
— А как насчет салона? Какого он был цвета?
— О, я плохо помню, — но тут же поправился. — Темно-бордовый. Внутри была отделка из бордовой кожи.
— Сплошное кресло или одноместные сиденья впереди?
— Думаю, сейчас во всех машинах одноместные сиденья, правда?
— Значит, одноместные?
— Да.
— В машине было что-нибудь особенное, характерное?
Он снова задумался. В его движениях появилась суетливость. Свидетельское место сбивает спесь с самых самоуверенных. Что говорить о лжецах!
— Не думаю, — сказал он.
— Что было между передними сиденьями? Рычаг переключения скоростей? Бардачок?
Остин подался в мою сторону.
— Каким образом эта машина поможет следствию?
— Ты отказываешься от показаний? — уцепился я. — Или не надеешься, в отличие от Томми, на свою память?
— Протестую, — сурово произнес Элиот, как будто вмешивался в драку дворовых мальчишек. Он загородил от меня Остина. — Прокурор бездоказательно выводит клиента из себя, затевая бессмысленный спор. Мы не на ринге.