Волки на переломе зимы
Шрифт:
Окаменев, он смотрел в глаза Лауры, пылавшие тусклым огнем с массивной звериной морды, и видел, как она резко прибавила в росте, как подняла над головой мощные волчьи лапы, откуда к небу тянулись острые когти.
В нем пульсировали страх и вожделение, сводившие его с ума куда сильнее, чем запах кабанов, или гром ударных, или оглушительно визжавшие скрипки и дудки Лесных джентри.
Но тут в группе напротив него началось движение. Лаура поменялась местами сначала с Тибо, затем с Хоканом, затем с Сергеем, затем с кем-то еще, еще и, наконец, оказалась рядом с Ройбеном.
Он потянулся к ней, сжал в клыкастых лапах волчью маску, в которую превратилось ее лицо, и уставился в глаза, он смотрел и смотрел, стремясь постичь всю тайну чудовищного лица, которое видел перед собой, лица, покрытого серой шерстью, лица со сверкающими зубами, исполненного для него жутковатой красоты.
Она же внезапно обхватила его мощными – на удивление мощными – лапами, и он тоже обнял ее, прижался раскрытой пастью к ее рту, просунул язык между ее зубами. Они слились воедино, двое в непроницаемом покрове и наготе волчьих шкур, а все остальные вокруг выкрикивали их имена:
– Лаура! Ройбен! Лаура! Ройбен!
Музыка сделалась тише, перешла в явно танцевальный ритм, и в пляшущем зареве костра Ройбен увидел, что вокруг собираются Лесные джентри, Элтрам и другие, с длинными гирляндами из плюща и каких-то цветущих лоз, которыми они увенчали Ройбена и Лауру, просто обмотав их этими гирляндами. Откуда-то сверху на них посыпались лепестки. Белые, и желтые, и розовые лепестки – лепестки цветков кизила, роз, хрупкие, чуть помятые лепестки диких цветов. А Лесные джентри теснились вокруг и покрывали их едва ощутимыми, воздушными поцелуями, поцелуями, от которых оставался только цветочный аромат.
– Лаура, – прошептал он ей в ухо, – кость от кости моей, плоть от плоти моей!
И услышал в ответ произнесенные грубым звериным голосом ласковые и нежные слова:
– Возлюбленный мой Ройбен, куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить.
– И я с тобой, – ответил он. И тут же в его памяти всплыли недостающие слова: – И народ твой будет моим народом.
Им поднесли рога с вином, и они взяли рога и выпили, и обменялись рогами, и выпили снова, и вино стекало из их губ на густую шерсть. Как же мало это значило сейчас для них. Кто-то вылил полный рог вина на голову Ройбену, и сразу же он увидел, как такому же возлиянию подверглась и Лаура.
Он снова прижался лицом к ее лицу и почувствовал своим торсом ее жаркие упругие груди, настолько жаркие, что их прикосновение обжигало его даже сквозь два слоя меха.
– А сейчас волосатые будут танцевать! – крикнул Маргон. – Вокруг котла.
Барабаны перешли в танцевальный ритм, и дудки подхватили танцевальный ритм.
И сразу же их подхватило, закачало, расцепило и поволокло вправо – весь круг двинулся направо, стремительно ускоряя движение.
Барабаны задавали ритмический рисунок пляски, и они действительно плясали, разбрасывая руки, вскидывая колени, высоко взлетая в воздух, изгибаясь, крутясь. Сергей подхватил Ройбена и подкинул его так, что тот завертелся волчком, а потом проделал то же самое с Лаурой. Пляшущие то смыкались, то расходились, продолжая стремительный хоровод – вправо, вправо – вокруг котла.
– Вокруг костра! – прогремел гигант Сергей, чей густой бас и в волчьем обличье нельзя было спутать ни с чьим другим, и вырвался из круга, увлекая остальных за собой, и Ройбен с Лаурой со всей возможной быстротой устремились следом.
Весь огромный круг, обнесенный валунной стеной, был в их распоряжении, и они один за другим мчались по нему.
Сама скорость танца подгоняла Ройбена ничуть не меньше, чем барабаны; Лаура не отставала от него, а он не сводил с нее внимательных глаз, они то и дело сталкивались боками и вместе неслись дальше.
Он воспринимал рев, разрывавший воздух, различал завывания Фрэнка, Тибо, Маргона, Феликса, Сергея. Он слышал странные пронзительные дикарские крики женщин-морфенкиндеров. А потом он услышал рядом с собой полнозвучный голос пронесшейся мимо него Лауры – выше и приятнее, чем его собственный, и тоже захлебывавшийся совершенно диким ревом.
Он помчался за нею, но все же потерял ее из виду, так как другие двигались быстрее, чем он.
Никогда в жизни он не бегал так быстро, не делал таких дальних прыжков, не ощущал себя подхваченным в полет самой скоростью – даже в ту давно минувшую ночь, когда он промчался много миль, чтобы спасти Стюарта. Слишком много препятствий лежало тогда на его пути, слишком велик был сдерживавший его страх перед возможными травмами. А сейчас он пребывал в экстазе, будто намазался ведьминским тайным бальзамом, и, как Молодой Браун из рассказа Хоторна, на самом деле летал в ночном небе, освободившись от притяжения Матери Земли, опираясь на ее ветры и прикасаясь к почве настолько мимолетно, что он не успевал ощутить ее под ногами.
Над нетерпеливой, подгоняющей пульсацией музыки взлетел новый всплеск гортанных завываний и грубых криков:
– Модранехт! – А затем: – Йоль!
Ухо обычного человека могло бы и не понять эти слова, вырвавшиеся из луженых глоток морфенкиндеров. Две скакавшие перед Ройбеном фигуры столкнулись между собой и с рыком и ворчанием покатились по земле, игриво толкая друг друга, а затем один сорвался с места и помчался дальше, предоставив второму возможность догонять его.
Кто-то всей тяжестью прыгнул на Ройбена; тот покатился от огня к каменной ограде, сбросил с себя «нападавшего» и, когда тот попытался, словно огромная чудовищная кошка, снова кинуться на него, сам сделал выпад, будто намеревался вцепиться ему в горло. А потом он повернулся и помчался дальше, совершенно не думая о том, с кем именно он сейчас обменялся несколькими шутливыми толчками, не думая вообще ни о чем, а лишь напрягая каждую мышцу, растягивая каждую связку своего могучего тела, мчался во весь опор на четвереньках, настигая переднюю фигуру и обогнув огромный костер уже в пятый или, может быть, шестой раз подряд, наслаждаясь бившим в лицо холодным ветром, как будто он жрал этот ветер, жрал страшные тени, которые отбрасывал достойный Гаргантюа костер, а рокочущие барабаны и дикий визг духовых все подгоняли и подгоняли его.
Густой мускусный запах кабанов хлынул с новой силой. Ройбен громко закричал. В нем уже не оставалось ничего человеческого. Внезапно он увидел впереди тушу громадного самца, который мчался так же быстро и яростно, как и он сам, но, прежде чем успел напасть на него, другой морфенкиндер рухнул на шею кабану, вонзил в холку клыки и помчался на животном, колотя его ногами по спине.
Еще один кабан, и снова Ройбена опередил выскочивший из-за спины другой морфенкиндер. Он же все быстрее и быстрее мчался дальше, ощущая яростно разгоравшийся в животе голод.
И снова он увидел, как кто-то повалил кабана.
Ночь была заполнена визгом испуганных, разъяренных и раненых кабанов и ревом морфенкиндеров.
Он продолжал бег и вскоре, увидев перед собой еще одну фигуру, опознал в ней Лауру, догнал, и они побежали рядом.
Тут он неожиданно услышал чуть ли не под самым ухом топот копыт и почувствовал резкую боль от удара острого клыка в бок. Разъяренный, он резко повернулся и, широко раскрыв пасть, рыча от удовольствия, вонзил зубы в могучую шею зверя сбоку. Он чувствовал, как лопалась под его клыками толстая, отдающая мускусом шкура, как рвались мышцы, его когти легко раздирали щетинистый бок, а восхитительный вкус мяса сразу забил все остальные чувства.