Волки на переломе зимы
Шрифт:
Лаура, вися на спине зверя вниз головой, рвала зубами его.
Ройбен неожиданно несколько раз перекувырнулся вместе с рычащим и визжащим зверем, который продолжал яростно бороться за свою жизнь, не переставая вырывать из туши кабана куски живого мяса. В конце концов его пасть нашла подреберье и его когти вскрыли брюхо, дав простор жадному языку.
Он чавкал горячим, истекающим кровью мясом, вгрызался все глубже в бок животного, ноги которого все еще дергались, пока не ушли последние крохи жизни. Лаура жадно лизала кровь, вырывала клочья окровавленных мускулов. Ройбен смотрел на нее, растянувшись на земле.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем затихли отчаянное хрюканье и визг, прежде чем затих топот копыт, и ночь теперь тревожили только редкие резкие взрыкивания морфенкиндеров и завораживающая музыка.
Ройбен был пьян и так наелся мяса, что лишь с трудом был способен двигаться. Охота завершилась.
На просторную поляну, где полыхал огромный костер и продолжала играть музыка, опустилось молчание.
Впрочем, его тут же нарушил крик:
– Кости в костер!
В самом сердце пламени раздался мощный треск, потом другой, как будто костер был на самом деле извергающимся вулканом.
Ройбен вскочил и, подняв с земли искореженный окровавленный скелет, оставшийся от их пира, швырнул его в пламя. Другие делали то же самое, и вскоре воздух наполнился резким, тошнотворным, но в то же время странно соблазнительным запахом горящего мяса. Тяжело, хрипло дышащая Лаура прислонилась к нему, а потом навалилась всем своим весом. Они знали и жар волчьей шкуры, и жажду в волчьей шкуре.
Внезапно возникший рядом Сергей посоветовал вернуться к остальным, которые вновь собрались у котла. Там уже пили из рогов, то и дело передавая их друг другу. Ройбен разглядел семерых морфенкиндеров, не принадлежавших к его стае, но никак не мог определить, кто есть кто из волчиц. Хокана он узнал. В волчьем теле Хокан был таким же большим и могучим, как Фрэнк или Стюарт, а его мех был почти чисто белым, в нем серый лишь изредка проглядывал отметинами да оттенял черные глаза. У прочих темноглазых морфенкиндеров не было таких приметных отличий.
Самки вообще отличались только тем, что были несколько меньше и двигались изящнее, по-кошачьи. Груди и интимные части надежно скрывались под густым мехом, ростом они были разные, как и мужчины, и конечности у них были, даже на взгляд, столь же мощными, как у последних. Куда ни глянь, он видел волосатые морды, измазанные кровью, с приставшими, трепещущими волокнами кабанятины, торсы тоже были густо залиты кровью, грудь у каждого вздымалась от тяжелого дыхания. Рога снова и снова погружались в, казалось, неиссякаемый котел. Как же естественно, как же прекрасно было утолять жажду таким образом, глоток за глотком, и какими же божественными были опьянение и ощущение полнейшей безмятежности всего происходившего!
Сергей вдруг отступил прямо к сгрудившимся музыкантам, страшно взревел и прогремел:
– В огонь, в огонь!
Он сделал могучий прыжок и, лишь еще один раз коснувшись земли, влетел прямиком в бушующее пламя. Ройбен ужасно испугался за него, но тут же все остальные рванулись вслед за ним, высоко пролетая через горнило пламени и, очистившись в огненном аду, с ликующими криками приземляясь на твердую землю.
Ройбен услышал призывавший его голос Лауры и уже в следующее мгновение увидел, как она отделилась от группы, подбежала к музыкантам и, точно как Сергей, ринулась вперед и взметнулась вверх, в голодные языки огня.
Ему не оставалось ничего, кроме как последовать за нею. Он и страшился пламени, и в то же время чувствовал себя неуязвимым, новый соблазн страстно манил его, сводил с ума.
Он разбежался – не слишком быстро, но и не слишком медленно – и сильно прыгнул вперед и вверх, как это делали остальные; пламя ослепило его, жар охватил его, запах собственного горящего меха ударил ему в ноздри, но он уже вылетел по холодный ветер и, тяжело приземлившись на твердую землю, не спеша побежал дальше по кругу.
Лаура дождалась его. Лаура побежала рядом с ним. Он видел, как ее лапы взлетали перед нею, как две передних ноги, видел, как движутся под темно-серой волчьей шерстью ее могучие плечи.
Обогнув котел, они повторили отчаянный прыжок, высоко пролетев в бушующем пламени.
Когда они снова приблизились к котлу, вся остальные уже собрались там и, поднявшись на задние ноги, опять образовали круг, к которому они тут же присоединились.
Что происходило? Почему музыка замедлилась, почему она обрела угрожающий синкопированный ритм?
Зажигательная песня духовых тоже замедлилась и изменила рисунок – теперь каждый третий такт звучал сильнее, чем три предыдущих. А участники торжества принялись раскачиваться взад-вперед, взад-вперед, и Маргон запел что-то на древнем языке, и Феликс присоединился к нему, а потом в хор вступил громовой бас Сергея. Тибо подвывал без слов, Хокан Крост, которого можно было безошибочно опознать, так как он один из всех присутствовавших был почти чисто белым, тоже гудел, раскачиваясь, – а со стороны собравшихся вдруг в кучку самок-гостей тоже послышался странный звук – не то гудение, не то стон.
Неожиданно Хокан метнулся мимо Феликса и Ройбена и стиснул Лауру обеими лапами.
Ройбен не успел даже шагнуть вперед. Лаура оттолкнула Хокана так, что тот врезался в котел и чуть не перевернул его; горячее содержимое взметнулось в нем, будто расплавленный металл.
Сергей, Феликс и Маргон яростно зарычали и в мгновение ока окружили Хокана. А тот вскинул лапы с выпущенными когтями, попятился и, выкрикнув грубым волчьим басом: «Это Модранехт!», громко, угрожающе зарычал.
Маргон покачал головой и откликнулся, пусть не столь громким, но таким грозным гортанным рыком, какого Ройбен еще не слышал ни от одного из морфенкиндеров.
Одна из самок вышла вперед и сильно, но с подчеркнутой игривостью толкнула Хокана обеими лапами. Он дернулся к ней; она молниеносно отскочила и неторопливой рысцой побежала вокруг костра. Хокан последовал за нею.
Было видно, что самцов, вышедших на защиту Лауры, отпустило напряжение.
Другая самка подошла и точно так же толкнула лапами Фрэнка, и тот, приняв предложение, отправился за нею.
Та же сцена повторилась еще несколько раз. За третьей из женщин отправился Феликс, за четвертой – Тибо. В погоню за одной из самок устремился даже неожиданно поддавшийся влечению Стюарт.