Волки Одина
Шрифт:
Длинноствольный пулемет в руках невысокого Шахида казался гигантским.
Сверху раздались хлопки, а потом тишина взорвалась грохотом. Начался артобстрел.
Дальше Санёк действовал на автомате. Побежал, когда все побежали. Перебирал ногами, стараясь не отставать от Шахида. И не упасть. О том, что его могут подстрелить, не думал. Даже когда вокруг завизжали пули, упал не поэтому, а потому, что упал Шахид. Точнее, залег. Забил пулемет. Саньку показалось – он не грохочет, а как-то по-особенному звенит.
Шахид опорожнил одну ленту, забрал у Санька новую коробку. Тут прямо перед ними вспухла серия взрывов, и Шахид снова вскочил, кинулся в пролом, упал (Санёк вместе с ним), выпустил несколько коротких очередей… Мимо Санька с топотом промчались несколько бойцов. Еще одна пулеметная строчка. Бойцы вскочили, промчались еще с десяток метров, залегли.
Санёк наконец увидел, откуда по ним стреляют. Огненные вспышки прыгали в дверях и окнах ближайшего строения. Когда пулемет Шахида работал, вспышки исчезали. Потом появлялись снова. Уши Санька забила вата, но он всё равно слышал, как посвистывают пули.
– Давай бей! – заорал Шахид. – Кажу цель! Банан ему в серево!
Пулемет облил свинцом дверные и оконные проемы, а справа от Санька вскочил на ноги человек с гранатометом.
Пыхнуло назад пламя. И тут же рвануло внутри строения.
– Кабздец котенку!
Санёк оглянулся. Ёрш. Как он оказался рядом? И Любка тут. Цела. А где Бабочка? Вон он. Сидит, зажимая рану на предплечье.
«Жгут, – подумал Санёк. – У меня жгут в разгрузке».
Вскочил…
– Куда? – заорал Шахид, но Санёк уже был рядом.
– Мой возьми! – проскрипел зубами Бабочка. – Твой самому пригодится… может быть.
– Помалкивай! – Санёк воткнул иглу шприца повыше раны, потом забинтовал. Криво, но крепко.
Всё. Вокруг поднимались люди. Те, кто остался жив. Кончилось, что ли? Как быстро.
Подошел Шахид. Врезал Саньку по шее:
– Я сказал, не бегать! – потом похлопал по плечу и отобрал последнюю коробку с лентой.
– Любка, с недобитками разберитесь тут.
– А зачистка?
– Как-нибудь без салабонов обойдемся. – Кивнул одному, второму – из чужих траппов, собрал группу человек в шесть и двинул внутрь цеха.
– Пошли, – сказала Любка. – Поработаем мясниками.
Санёк считал, что после викингов у него выработался иммунитет к убийствам. Но ошибся. Тошнота то и дело подкатывала к горлу. Ошметки тел, разорванные, обгорелые, перемешанные с землей, камнями, железом. Десятки людей, корчащихся от боли, воющих, с вырванными кусками мяса, зажимающих раны, пытающихся уползти, спрятаться, забиться в щель…
И женщины. Некоторые – красивые. Были красивыми. Больше повезло тем, кого разорвало в клочья. Эти – отмучились.
Любка наступила ногой на ползущего Черноухого, за которым тянулась кровавая полоса. Алая лента на черной земле…
Любка пинком перевернула раненого на спину.
Блин! Женщина. Девушка. Лет пятнадцати на вид. Расширившиеся от ужаса глаза, рука с растопыренными пальцами – жалкая попытка защиты…
Точный удар ножом в сердце. Глаза закатились, тело содрогнулось и обмякло.
– Зачем? – крикнул Санёк, схватив Любку за руку.
– Что – зачем?
– Зачем ты ее убила?
Любкины глаза сузились:
– Знаешь, что Черноухие делают с пленными? Ладно, неважно. Вбей в свою башку, мальчик: врага уничтожают! Понял? Враг клана должен быть мертв! И только так! Без соплей! Без дурости: «Ах, она такая красивая и юная!» Запомни еще: командир приказал добить, и ты добиваешь. Всех! Баб, детей… всех! Под корень!
– И меня ты тоже убьёшь? – спросил он. – Если прикажут?
– Даже не сомневайся!
Санёк смотрел на бешеное лицо Любки: «И я думал, что она испытывает ко мне какие-то чувства…»
Любка, похоже, почувствовала его настроение и бросила с той же яростью:
– И за тебя я тоже буду убивать! И жизнь положу, чтоб тебя выручить! И ты тоже – будешь! Потому что ты – наш! Ясно? А теперь пойдем и закончим дело. Каждый из них, если выживет, жизнь положит, чтоб выпустить тебе кишки. Даже вот такая соплячка! – Она злобно пнула труп девушки и двинулась дальше. Санёк потащился за ней, размышляя о вечном.
Да, Черноухие и впрямь были черноухими. Верхние края ушей заострены (то ли подрезаны, то ли от природы такие) и густо татуированы черным. Такая вот примета.
Два паровоза из четырех удалось починить. Третий тоже кое-как поставили в строй, сняв запчасти с четвертого. Повезло, что цистерны оказались пустыми, потому что издырявило их изрядно. В дырки вбивали чопики. Заваривать некогда, да и нечем. Залепляли сверху резиной, чтоб защитить от попадания огня. Паровоз – это не «Урал». В рабочем режиме из его трубы искры летели только так. Их было видно даже в густом, как смола, дыму.
Выглядели эти местные боевые машины весьма внушительно. Метровой ширины гусеницы, высота никак не меньше четырех метров. И это при общем широком и приземистом силуэте. Броневые плиты вокруг тендера, набитого древесным углем, сантиметра два толщиной. На крыше – две почти плоские башенки: пушка и тяжелый пулемет на круговой турели. Еще один пулемет торчал из смотровой щели. Охотно верилось, что этакая махина не по зубам даже здешним монстрам. Вокруг двух паровозов копошились Чистильщики. Третий уже развел пары и коптил небо клубами жирного черного дыма. Люки были откинуты. Из одного выглядывал Кирилл. Увидел – обрадовался:
– Сашка! Живой! Полезай сюда.
Внутри паровоза было на удивление просторно. Можно сказать, даже по-своему уютно. Электрическое освещение. Удобные кожаные диваны в отсеке для «пассажиров». Слышно, как за стенкой ровно гудит печь и посвистывает сбрасываемый пар.
– Сюда залезай, – позвал Кирилл.
Пулеметная башня. Пулемет здоровенный, тоже ленточный, но ленты не в коробке, а свободно.
– Осторожно, люк!
Санёк пригнулся, крышка, лязгнув, легла в пазы. Зазеваешься – можно без пальцев остаться. Башенка вместе со всем, что внутри, была посажена на толстую ось, вокруг которой и вращалась с помощью зубчатой передачи. Достаточно быстро, но с оглушительным треском стопоров. Хотя пулемет, несомненно, стреляет громче.